В первых же строках данной работы следует оговориться, что поэзия Есенина далека от всяких традиций русской литературы вообще. Она возникла самостоятельно, опираясь лишь на чисто народные, деревенские истоки.
Это хорошо видно хотя бы на примере удивительной ритмики ранних стихов Есенина.’ Это ритмика либо шагов, либо песни, народной былины.
Поэтому «подражательной поэзии» у Есенина почти не существует. Такое впечатление, что Есенин сразу вошел со своей поэзией и со своей ритмикой.
Вот уж вечер — роса —
Блестит — на крапиве —
Я стою — у дороги —
Прислонившись — к иве —
Ритм этого стихотворения — ритм шагов, и сбои с этого ритма лишь натурально передают неравномерность движения, ибо у Есенина не существует застоявшегося, привычного. Все однообразное у него теряет смысл, умирает. Не случайно удивительное есенинское чутье на живое и мертвое. То, что удаляется от истоков, от природы, у Есенина отмирает, теряет духовную опору. Поэтому Есенин на протяжении всего своего творчества старается избежать догм, утвержденных форм, привычного. Идея живого и мертвого видна еще в раннем творчестве Есенина:
А вдали, за рекой,
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.
Равномерность, привычность у поэта мертво. И мертво именно из-за своей удаленности от истоков: от гармонии, природы.
Истоки есенинского творчества, его тематика возникли из народной жизни, жизни самой природы — деревенской жизни. А народ, как и природа, не терпит мертвой формы.
И вера для него должна быть живая. Христианство не составляло исключения. Без каких-либо атеистических мыслей мужики рязанской и вологодской губерний называли Николая-Чудотворца Миколой-заступником, а святую Евдокию Евдохой-мокрозадой (из- за дождей).
Тем самым у Есенина было в крови живое, природное начало русской деревни.
Его поэзия пронизана идеей объединения христианства и мифологии. Его стихи оживляли казавшиеся мертвыми обряды, возвращая христианство к его истокам.
Возвращение христианства к породившим его истокам, то есть централизация живой жизни (природы) с вековой культурой или оживление культуры, возвращение ее к живым истокам, ее породившим, и есть основная есенинская тема раннего периода.
Пахнет вербой и смолою.
Синь то дремлет, то вздыхает,
У лесного аналоя
Воробей псалтирь читает.
(Здесь христианство как бы живет в природе.)
Пляшет ветер по равнинам
Рыжий ласковый осленок.
(Оживление сил природы — основная идея язычества [мифологии].)
Кто-то в солнечной сермяге
На осленке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна!»
Основная идея есенинского творчества — идея цельного мира. Мира, построенного на всемирной гармонии и переплетении вековых устоев культуры (христианства, языческой Руси, природы вообще).
Как раз из слияния этих двух колоссальных основ и рождается философия есенинского творчества, т. е. идея храма всемирной гармонии.
Не ветры осыпают пущи,
Не листопад златит холмы,
С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
Земля и небо у Есенина переплетены. Идея слитности в истоках и всемирной гармонии — центральная есенинская тема.
Для поэта природа — храм. Храм живой, но неподвижный, неизменный, неколебимый.
Единственной подвижной деталью этого храма является человек. Человек, ничем не связанный ни с одним из миров, не отягощенный никаким материальным и каноническим, устоявшимся (мертвым) грузом.
Еду на баркасе,
Тычусь в берега…
Эта цитата ясно показывает движение человека (автора) в неподвижном мире: человек как бы проплывает между двух основ («тычусь в берега»), не связанный ни с одной из них и в то же время тесно с ними соприкасающийся. Река здесь —- символ жизни.
Заунывным карком
В тишину болот
Черная глухарка
К всенощной зовет.
Поскольку есенинская философия возвращает все основные духовные понятия к истокам (к природе), постольку в его поэтике их олицетворяют образы самой природы. В цитированном стихотворении, например, смерть во время плавания по реке времени олицетворяет «черная глухарка», зовущая в небытие «тишину болот».
Человек у Есенина — странник. Он идет по жизни, переходя из одного храма в другой, из земного в небесный, соприкасаясь с обоими сразу.
Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник…
Каждый! В том числе и сам поэт, который как бы рожден только для созерцания и приятия мира в его цельности. Отсюда такое удивительное заявление Есенина: «Я пришел на эту землю, чтоб скорей ее покинуть». Странник (а у Есенина в этой роли выступают и Николай-Чудотворец, и сам Христос) в есенинской поэзии — человек всегда страдающий либо готовящийся к страданию. Он открыт к постижению этого истокового понятия.
И в революции Есенин видел прежде всего очищение новым, обновление, то есть возвращение к истокам, отбрасывание всего того, что переродилось в мертвую форму.
«Люди должны научиться читать забытые ими знаки», «мы верим, что чудесное исцеление родит теперь в деревне еще более просветленное чувствование новой жизни», «звездная книга для творческих записей теперь открыта снова» («Ключи Марии»).
Последние произведения поэта выражают, однако, крах есенинской философии. Жизнь изменилась: пока «странник ходил», она перевернула устои и уничтожила святыни есенинской веры. Не оставила она в прежнем состоянии и самого странника.
Хочет он того или нет, но жизнь распоряжается судьбой помимо воли поэта:
Смерть в потемках точит бритву.
Вот уж плачет Магдалина.
Помяни мою молитву,
Тот, кто ходит по долинам.
Закинутые на самое дно мир и философия в есенинской поэзии рушатся (например, в «Москве кабацкой»), не находя в неподвижности почвы. В том и состоит трагедия Есенина, что поэт со своей идеей «объединения в истоках ради всемирной гармонии» оказался на гребне «эпохи раскола».