Вы находитесь: Главная страница> Грибоедов Александр> Изображение московского дворянства в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» и в романе Л.Н. Толстого «Войне и мире»

Сочинение на тему «Изображение московского дворянства в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» и в романе Л.Н. Толстого «Войне и мире»»

Говоря о столь различных жанрах, как эпопея и комедия, мы остановимся на сходстве сюжетных мотивов и некоторых перекличках в характерах героев. Прежде всего следует сказать, что Толстой больше любит Москву, чем Грибоедов. Для Грибоедова современная ему Москва — город Фамусовых и скалозубов. Для Толстого Москва начала века — это мир детства, мир горячо любимых и рано потерянных родителей, семейных воспоминаний, альбомов и писем родных и друзей.
С этой точки зрения интересно остановиться на прототипах, общих для героев Грибоедова и Толстого. Известная в свое время в Москве барыня — Настасья Дмитриевна Офросимова — прототип Хлестовой и одновременно Марии Дмитриевны Ахросимовой. У Грибоедова Хлестова — тип властной старухи, не лишенной здравого смысла, но в целом мало выделяющейся на фоне фамусовского общества, хотя только ей и пришло в голову пожалеть Чацкого, и впрямь достойного сожаления:
По-христиански так он жалости достоин.
Софью Хлестова по-своему любит и опекает (потому что Софья родня и сирота), Чацкого видит насквозь: «Москва, вишь, виновата!»
Марья Дмитриевна Толстого при всей своей внешней грубоватости — женщина чуткая и безошибочно понимающая людей. Она сурова к светским щеголям и пронырам, терпеть не может Элен и ее брата, да и все семейство Курагиных, зато симпатизирует Ростовым, особенно Наташе, которую ей прямо-таки удалось вырвать из рук Анатоля. Ахросимова разговаривает на равных с суровым Болконским-старшим, дает высокую характеристику его детям (оказывается, она помнит их еще совсем маленькими). Другой персонаж «Горя от ума» — Фамусов — вполне соответствует старому Ростову в «Войне и мире»; хотя нам не известны в этом случае общие прототипы, но в Фамусове и в Ростове, несомненно, нашел отражение тип хлебосольного московского барина, любящего пожить и заботящегося о балах, маскарадах, приемах и т.д. То обстоятельство, что Фамусов служит, а Ростов — нет, не меняет дела, так как Ростов вполне мог бы столь же легкомысленно относиться к службе, как и Фамусов; собирался Ростов и просить места, чтобы поправить службой свои расстроенные имущественные дела. Интересна перекличка двух других персонажей — весьма подробно обрисованного Толстым Долохова и внесценического «ночного разбойника, дуэлиста», который к тому же «крепко на руку нечист», у Грибоедова. Один из прототипов Долохова — Федор Иванович Толстой, родственник JI. Толстого, чьей бурной жизнью писатель интересовался как примером необыкновенной биографии. Этот Ф. И. Толстой был прозван «американцем» за то, что, отправившись с Крузенштерном в кругосветное плавание, был высажен на Алеутских островах и через Камчатку вернулся в Россию («В Камчатку сослан был, вернулся алеутом»). Долохов явно антипатичен Толстому, хотя и извиняется впоследствии перед Пьером за причиненное ему зло. Весьма отталкивающим типом предстает в изображении Грибоедова и «дуэлист» — безымянный внесценический персонаж, о котором рассказывает Репетилов со смешанным чувством ужаса и восторга: «Не нужно называть, узнаешь по портрету»… Но Грибоедову в это время было не известно то, что знал о Ф. И. Толстом автор «Войны
и мира»: остаток жизни «разбойник, дуэлист» провел в молитвах и покаянии, замаливая свои грехи.
Переклички эти можно умножить, если вспомнить, что в эпилоге Пьер передает привет от какой-то Марьи Алексеевны (которая теперь стала петербургской жительницей) и рассказывает о князе Федоре. Вспоминаются два имени внесценических персонажей из «Горя от ума» (князь Федор, «химик», «ботаник», ставший теперь, видимо, членом тайного общества, и знаменитая «княгиня Марья Алексевна» из финала).
Интересно сопоставить также «великосветского Молчалина» Друбецкого с его двойником из «Горя от ума». Вздохи и имитация нежной страсти ради выгодного брака, «меланхолическая служба» при богатой невесте объединяют двух этих персонажей. Причем (единственный раз!) героиня Толстого Жюли обрисована с куда большей иронией, чем Софья. В изображении Жюли Толстой доходит до сарказма, хотя все остальные сходные с грибоедовскими персонажи обрисованы более мягко, чем в «Горе от ума».
Последнее, о чем хотелось бы упомянуть, — подход двух писателей к теме противостоящего обществу передового молодого человека. Чацкий и Пьер Безухов во многом сходны. Появление Пьера в гостиной Шерер (хотя это было в Петербурге) чуть было не привело к скандалу, подобному тому, который разразился в Москве при появлении Чацкого. Как и Чацкий, Пьер не видит, что его речи бесполезны, никто не в состоянии его понять. Как и Чацкий, Пьер на всем протяжении произведения сохраняет «амплуа» смешного умника. Правда, в жизни Пьера будет то, чего не довелось, видимо, испытать Чацкому, это сближение с народом во время войны 1812 года. Но намерения Пьера в эпилоге (преобразование России с помощью тайного общества) — шаг назад по сравнению с той мудростью, которую понял Пьер на поле Бородина и потом в плену, общаясь с Платоном Каратаевым. Неумение жить «живой жизнью» приводит Чацкого к разрыву с Москвой («сюда я больше не ездок»), к скитаниям. Пьер, по сути, тоже встает на эту дорогу: ведь он даже не живет в своем имении, его жизненный путь пролегает между имением Ростовых, где он живет в гостях, и Петербургом, где он готовит заговор, а после, видимо, как и было задумано Толстым в неоконченном романе «Декабристы», — в Сибири.