Готовясь к поступлению в институт, я прочел немало книг о врачах, ученых, биологах. Самое большое впечатление оказала книга Я. Голованова «Этюды об ученых». Одним из героев этой книги является Иван Павлов.
Человек небольшого роста, худощавый, скромно, незаметно одетый, припадающий на одну ногу, но с выправкой офицера, левша, необычайно быстрый даже в старости, живой, но без старческой мелкой суетливости, с лицом то серьезным, то насмешливым, но никогда бесстрастным -вот портрет-схема хозяина Колтушей.
Он любил и уважал труд. Первый вопрос новому сотруднику, желавшему попасть в его лабораторию, был таким: «Сколько времени можете работать? Что может отвлечь? Семья? Жилищные трудности?» Это можно толковать как заботу о человеке, но гораздо больше здесь заботы о деле — своем деле и деле своего молодого товарища.
Павлов был физиологом, как говорят, «от бога». Ничего, кроме науки, серьезно его не интересовало. Если он собирал живопись или бабочек, то это была не страсть, не пожирающее мозг пламя коллекционирования, а вид отдыха. Он восхищался в Мадриде полотнами Гойи, но в Риме в музей не пошел — не до картин тогда ему было.
Жажда познания была присуща ему всегда. Всемирно признанный ученый, он постоянно учился: в 69 лет увлекается изучением психических заболеваний и каждое воскресенье посещает больницу, которой заведовал его друг доктор А. В. Тимофеев. В 80 лет он начинает изучать психологию.
В беседе с А. М. Горьким он развивает идею «рефлекса цели» — великого двигателя человеческой жизни. «Счастье человека — где-то между свободой и дисциплиной, — говорит он. — Одна свобода без строгой дисциплины и правила без чувства свободы не могут создать полноценную человеческую личность».
Через годы вспоминая встречу с этим удивительным человеком, Горький писал о нем: «И. П. Павлов был — и остается — одним из редчайших, мощно и тонко выработанных организмов, непрерывной функцией которых является изучение органической жизни. Он изумительно целостное существо, созданное природой как бы для познания самой себя».
Работать с ним было трудно. Он был точен до педантичности и скрупулезно аккуратен. Если жена передвигала какую-нибудь вещь на столе на другое место, он выговаривал ей: «Она лежала не здесь. Где лежала, там и лежать должна!» Порядок вырабатывался на десятилетия. Всячески одобряя изобретательность и нестереотипность мышления своих сотрудников, приветствуя оригинальность и быстроту решений, Павлов тем не менее считал, что работа в целом должна идти лишь по пути, им намеченному, поощрял самостоятельность других лишь в рамках его собственных идей. Он делал это столь умело и тонко, что многие не замечали созданной им атмосферы интеллектуального единовластия, тем более что Павлов в работе не терпел никакого внешнего чинопочитания.
Слава у этого человека была вселенская, коллеги избрали его старейшиной физиологов мира, о нем сняли фильм, его портреты писали известнейшие художники, целую полку книг о Павлове можно составить сегодня, добавить что-либо к этому — задача трудная.
Иван Петрович Павлов жил и умер как ученый. Он всегда рассматривал и себя самого несколько отвлеченно, просто как некий живой организм. В 78 лет он после перенесенной операции ставил на себе опыты, выясняя причины перебоев в работе сердца. Профессору Д. А. Бирюкову Павлов говорил о себе: «Как все-таки снизилась у меня реактивность коры, я теперь многое понял с этим постарением…».
Наблюдать — значило работать, а работать — значило жить. Слова, которые он приказал выбить на главном здании биологической станции в Колтушах: «Наблюдательность, наблюдательность и наблюдательность». Они стали его девизом до конца дней. За несколько часов до смерти он почувствовал, что теряет контроль над своими мыслями, и попросил, чтобы пришел невропатолог. Получив от врача разъяснения, он остался доволен, успокоился, заснул. Через несколько часов он умер. В книге Голованова приведено множество примеров самоотверженности во имя науки. Но для меня именно в образе И. П. Павлова воплотились черты настоящего ученого, ученого с большой буквы. На него хочется быть похожим…
«Павлов — это звезда, которая освещает мир, проливает свет на еще неизведанные пути», — писал Герберт Уэллс.
По этим путям в свете этой звезды идут сегодня другие.