Стихотворение «Спор» было написано в 1841 году, когда общественная мысль трудно и медленно выходила из кризисного состояния. В «Споре» внутри типично романтического конфликта между цивилизацией и природой существует и другой — между двумя общественно-культурными укладами. В этом отношении стихотворение «Спор» шаг вперед по сравнению, скажем, с балладой «Три пальмы», написанной в 1839 году.
В «Споре» представлена вариация той же критики цивилизации, которая была в «Трех пальмах». Сходство мотивов несомненно. Это выражено в общности композиционного строения и в совпадении поэтических деталей. Так, разговору деревьев в «Трех пальмах» соответствует диалог гор в «Споре», появлению каравана — приближение войск. И в том, и в другом стихотворении — яркость, пестрота картин.
Сходство распространяется даже до отдельных элементов изображения: «И шел, колыхаясь, как в море челнок…»- «Колыхаясь и сверкая, Движутся полки…»; «По корням упругим топор застучал…»- «В глубине твоих ущелий загремит топор…». Однако в «Трех пальмах» Лермонтов ограничивается только романтическим неприятием цивилизации, несущей гибель и разрушение, тогда как в «Споре» это неприятие уживается с признанием известных достоинств, которыми отмечена цивилизация в противоположность «дряхлому Востоку», лишенному всякого движения. Ход цивилизации по-прежнему отвергается Лермонтовым, признающим его губительную силу, но он предстает как неизбежный. «Дряхлый Восток» уже побежден. Отсюда двойственность «Спора»: с одной стороны, не остановимое движение, напор разрушительной силы, преодолевающей застой, а с другой — романтическая неприемлемость бездушной и эгоистической цивилизации; с одной стороны, признание неотвратимости цивилизующего движения и его победы над мертвенностью и безглагольностью восточного уклада, а с другой — сознание трагического хода истории. Противоречивая позиция, занятая Лермонтовым в «Споре», отражает не противоречия его личной мысли, а противоречия самой русской жизни, в которой развитие совершалось при нерешенности просветительских задач.
Для уточнения изменившихся взглядов Лермонтова нужно отметить, что при расхождении со славянофилами у поэта имелись с ними и точки соприкосновения. Характерно уже то, что в «Споре» принимают участие не Восток и Запад, а Восток и Север. Здесь заключен намек на самобытность российского развития, которое Лермонтов вовсе не отрицает и от которого не отказывается. Запад для Лермонтова, как и для славянофилов, «дряхлый», истерзанный сомнением и познанием, утративший жизненные силы. Наконец, и славянофилы и Лермонтов стремятся исходить в поисках обновления России из прошлого, но Лермонтов учитывает новые формы жизни, а славянофилы их игнорируют. В прошлой истории России славянофилы опираются на вековые традиции, на обычаи и обряды, на патриархальный быт, исконную религиозность. Славянофилы видят в средневековой России смирение, вековую мудрость народа, сильного своей непосредственной детской простотой, «гордости», бунтарства. Хомяков, например, в стихотворении «России» (1839), которое было известно Лермонтову, писал:
И вот за то, что ты смиренна,
Что в чувстве детской простоты,
В молчанье сердца откровенна,
Глагол творца прияла ты,
Тебе он дал свое призванье,
Тебе он светлый дал удел:
Хранить для мира достоянье
Высоких жертв и чистых дел;
Хранить племен святое братство,
Любви живительный сосуд,
И веры пламенной богатство,
И правду, и бескровный суд
Лермонтов тоже обращается к средневековой России. В отличие от Пушкина, он не придает никакого значения Петровской эпохе, поскольку как раз в Петровскую эпоху были преданы забвенью коренные свойства русской национальности. Петр I обратил Россию на «гибельный» западный путь, с него началась цивилизация. В этом пункте Лермонтов сходен со славянофилами. Но, в отличие от славянофилов, он выделяет в русском средневековье иные стороны. Для славянофилов народ был единой массой, в которой нет места сильным личностям и ярким характерам. Личное достоинство для славянофилов сродни «гордости», пришедшей в новый век с Запада. Напротив, Лермонтов всюду выдвигает на первый план чувства «естественного человека», для которого столь же свойственны наивная непосредственность и детская простота, как свобода и личное достоинство. Вне этих чувств для Лермонтова немыслим человек па Руси. Поэтому из массы народа Лермонтов выделяет сильные характеры, яркие, броские, непреклонные, волевые. Единство народа не в обезличенности, как получалось у славянофилов, а в содружестве ярких индивидуальностей, наделенных глубоким и естественным чувством свободы.