1. Характеристика раннего творчества.
2. Поэт и кубофутуристы.
3. Мотивы неореализма.
4. Новый образ лирического героя.
5. Библейские мотивы и традиции.
Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном — только если это отстоялось словом.
В. В. Маяковский
«В его строках бездна поэтического электричества…» — так писал о В. В. Маяковском поэт В. П. Корнилов: «…но другое дело — к чему он это электричество подключал. Это вопрос далеко не праздный, но чтобы ответить на него, надо сначала понять, как, когда, где явлен Маяковский».
Творчество этого хрестоматийного для русской литературы начала XX века писателя делится на два периода: до — и послереволюционный. Нельзя умалять достоинства творчества Маяковского, посвященного революции, однако его ранний этап творческого пути представляется как для читателей, так и для критиков более интересным и занимательным явлением. Начало литературного пути Маяковского связано с течением кубофутуризма, утверждающего революционность поэтических форм, отказ от традиций и свободу искусства от морали, идеи и содержания. Лозунгом этого течения была фраза «Искусство ради искусства». Призыв течения — «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих классиков с парохода современности» — Маяковский полностью разделял и поддерживал. Этот период был временем поиска новых поэтических форм, новой эстетики. Это был бунт против классических, изживших себя форм. Во многом этот надлом, этот поиск отразился в раннем творчестве поэта. Однако талант Маяковского невозможно вписать в какие-либо строгие рамки, в том числе и в рамки кубофутуризма.
Ранние произведения Маяковского тесно связаны с эстетикой неореализма, вызванной как неприятием окружающей реальности, так и острым желанием ее преобразовать. Концепция этого преобразования выливается в нового, по сути божественного лирического героя, единственного способного к решительным и плодотворным действиям.
Для раннего Маяковского свойственен дух отрицания мира, враждебного поэту и его герою. Отрицание принимает космический размах и становится неприятием всего устоявшегося миропорядка. Настроение таких произведений характеризует автора как смелого, оригинального и независимого художника слова. Часто его стихотворения представляются незаконченными — это всего лишь эскизы того, о чем говорит поэт и что должен додумать для себя читатель.
Средства художественной выразительности, используемые поэтом, разнообразны и нестандартны. Характерна для раннего Маяковского лирическая экспрессия, сложные, зачастую запутанные ассоциации, зрительно-слуховые ощущения — звуко — и цветопись. Лирическое «я», представленное героем стихотворений, многолико разнообразно. В этом ему помогает сам автор, использующий театральные приемы и мистификации. Неожиданная. Резкая смена образов лирического героя вызвана чаще всего тонкой самоиронией, а иногда и самопароди-рованием автора. Маяковский практически каждым своим стихотворением бросает вызов литературным традициям и устоям, представляя в новом свете известные события, факты, детали. Кульминационный момент ранней лирики Маяковского, революционный и спорный — восстание человека против неустроенности и дисгармонии мира. Эта критика современности сочетается с отчаянием от невозможности исправить ситуацию, наладить происходящее. В этом аспекте творчества поэта большое значение приобретают библейские образы, и в частности, образ Христа. С распятым Иисусом часто ассоциативно, иногда напрямую, поэт сравнивает своего лирического героя. Этот герой — новый тип, созданный Маяковским в начале XX века, отличавшийся гиперболизацией, провокационным поведением, нестандартной для окружающих людей логикой.
Подобная, желаемая и необходимая как автору, так и герою программа мирового переустройства приводит к постоянному столкновению героя с высшей силой, к соперничеству с творцом этого мира.
Бог Маяковского схож с высшим разумом Ф. М. Достоевского — он «мучит» героя, извечной, неразрешимой тайной бытия, и герой корчится «в муках горения», в своих муках «бросает вызов небу»:
Крыластые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Дерзкий, вызывающий, типичный для современного общества голос лирического героя отказывается принимать установленный Богом, устоявшийся порядок: «Взорвите все, что чтили и чтут!..». «Старому», слабому небу он противопоставляет сильного Человека-творца:
Давайте — знаете —
устроим карусель
на дереве изучения добра и зла!
Однако мощная волна бунта иногда останавливается, подергивается судорогой неуверенности и постоянно преодолеваемой боли. В такие моменты герой ощущает себя морально «распятым на кресте» (а это ассоциация со Спасителем). И спасением в такой момент и попыткой подбодрить самого себя становится поясничеств: «Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!..».
Мечась и стеня,
сегодняшнего дня
крикогубый Заратустра
который и есть — сам поэт — убивает Бога.
Подобно Иуде, жаждущего после необходимого великому делу предательства и посыланию на муки Спасителя своего и Учителя, заполнить образовавшуюся духовную пустоту чем-либо, герой пытается заменить убитого Бога собственной фигурой: «Жилы и мускулы — молитв верней!» За ним, как ученики за Иисусом, встают люди — «уличные тыщи», жаждущие вседозволенности и всезнания, о которых мечтали со времен Адама и Евы: «Будете, как боги…».
Иерархическая система ценностей оказывается перевернутой с ног на голову, победившие Бога плоть творения, созданные по его же образу и подобию, расцветают, а небеса спускаются на землю: «О настоящих земных небесах ору…». Но результатом становится не рай на земле, а новое отчаяние и озлобление. Мир катится во тьму: «Город дорогу мраком запер…», — человек остается сирым и жалким, а сам герой становится темным, зловещим и никак не божественным существом: «У меня из-под пиджака разведрился хвостище».
Снова мучимый опустошенностью человек ищет точку опоры для своего существования. Поэзия, наполненная библейскими образами, дает новый облик города, наполненного потомками евангельских изгоев, и мучеников («в углу трактира — глаза круглы, глазами в сердце въелась богоматерь»), ибо «Мытари и блудницы вперед нас идут в Царство Божие», — говорил Иисус.
Это уже новая программа для автора и читателя, в которой есть место не только слому старых, изживших себя ценностей. Но и построению к поискам новой, необходимой для всех веры. Такой размах возвращает Маяковского к началу движения христиан по эмоциональной и смысловой насыщенности, которые привносятся в его произведения.
Любой поэт как творец собственной Вселенной, должен пройти сквозь сложный и тернистый путь самоопределения в рамках этого мира и его познания. Этот путь Маяковский прошел еще в раннем творчестве и провел за собой читателя.