Вокруг романа «Доктор Живаго» было в свое время множество споров и толков. Они не утихают и по сей день. И все же о чем эта книга? Одним словом трудно от¬ветить на этот вопрос. Наверное, обо всем: об истории России с 1902 по 1948 год, о судьбе русской интеллиген¬ции, так как все главные герои принадлежат к ней, об ис¬кусстве, о творчестве, о жизни и смерти, о взаимоотно¬шении природы и цивилизации. Но, наверное, самое главное то, что это произведение — о ценности человече¬ской жизни, о том, как сохранить внутренний мир лично¬сти в переломную эпоху. Поэтому история в романе яв¬ляется фоном, декорацией и дана лишь в оценке, во впе¬чатлениях героя. Вместе с Юрием мы узнаем из газет сначала о февральской революции, а затем в метель под фонарем читаем об октябрьской революции. Живаго- врач назовет ее «великолепной хирургией», но Живаго- человек отметит ее несвоевременность. Важна профес¬сия, которую дает Пастернак своему герою: Живаго — хороший диагност, поэтому в романе он как бы ставит диагноз всей России. Это делается в образной, символи¬ческой форме и ярче всего ощущается в его стихах «Гам¬лет» и «Зимняя ночь». В стихотворении «Гамлет» объе¬динены разные времена: лирический герой — наш совре¬менник, но его театр похож на античный, он решает гамлетовский вопрос, но с просьбой перенести мимо чашу обращается к «Авва Отче». Этим самым он нам напоми¬нает о Христе. Одиночество, жизнь как драма, невоз¬можность что-либо изменить в мире, который тонет во лжи, — ключевые мотивы не только этого стихотворе¬ния, но и всего романа в целом. В «Докторе Живаго» много стихотворений, посвященных евангельской теме («На страстной», «Рождественская звезда», «Гефсиманский сад», «Дурные дни», «Магдалина»). Судьбы Юрия и Христа нельзя назвать одинаковыми: страда¬ния, испытания, искушения, которые пережил герой Пастернака, иные.
Юрий Живаго плывет по течению, ничего не пытаясь изменить в своей жизни. Носителем волевого начала в романе становится Антипов-Стрельников, но все его усилия в воплощении идеи приводят лишь к скорой смер¬ти. Умирает и Живаго, но иначе: он задыхается в трамвае в жаркий день 1929 года. Это происходит в год великого перелома, в год начала массовых репрессий, полного уничтожения свободы творчества, когда о душе человека никто не заботился, когда на первое место вышла цивили¬зация, несущая духовную смерть людям.
Жизнь, основанная на законах христианской мора¬ли, на прощении, на непротивлении злу, на помощи ближнему, — вот таким видится Пастернаку человечес¬кий идеал. Возможно, это и есть «суть жизни», который стремился поэт отразить в своем творчестве.
Есть один образ, который проходит через весь ро¬ман, пронизывает и озаряет его. В метели, в круговоро¬те перемен единственное, что остается неизменным, это горящая свеча — символ человека; ее пламя невелико, но свет и тепло становятся аллегорией жизни. Ее мер¬цание сквозь снегопад видит Юрий Живаго в окне еще незнакомой ему Лары. С этой минуты начинают прихо¬дить к нему стихи. Как заклинание — «свеча горела на столе, свеча горела» — то и дело приходит нам в па¬мять на тех страницах, где рассказано о невольном их отшельничестве посреди разрухи, зимы и войны. «А ты все горишь и теплишься, свечка моя яркая!» — шепчет спросонья Лара склонившемуся над стихами Юрию. И Россия, охваченная огнем междоусобиц и раздора, тоже видится «на глазах у всего мира вдруг запылав¬шей свечой искупления за все бездолье и невзгоды че¬ловечества».
Многое соединено в этом образе. Свеча горит как бы изнутри — не пополняемой извне силой, а собою, своею сутью; ее жизнь — это и есть горение. Она све¬тит, не может не светить, пока живет. Ее зажигают и в праздник — в день венчания и на Рождество, и в поминальный час. И она — выражение тех чувств, которыми человек обращается к тому, что считает высшим началом.
Недавно было отмечено тысячелетие христианства на Руси. Минуло двадцать веков его участия в истории человечества. Каждый из этих двадцати чем-то — мра¬ком ли, светом или сменой их — отмечен в этой истории. Но сейчас едва ли можно оспорить, что первоосновы то¬го, что называется европейской культурой, — именно в нем. А попытки нашего века построить жизнь, минуя те основания — от «сверхчеловека» до «нравственного, что служит делу», — обернулись лишь хаосом и кровью. По¬явилось чувство бесцельности жизни, бессмыслицы от¬дельного человеческого существования. Но ведь эта цель должна быть. Об этом нам и пытается сказать Пастер¬нак. Жизнь — как свеча, которая не может гореть для себя. «…Все мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить…» И такую свечу «ветер времени», если вызван он естественным движе¬нием жизни, не гасит, а только делает ярче.
