В 1836 году Пушкин написал «Подражание итальянскому», в котором, видимо, сознательно, повторяет обряд целительного целования. Правда, при этом поэт кардинально меняет ситуацию: в «Пророке» серафим, от имени бога, «приник к устам» пророка; в «Подражании итальянскому» — посланец сатаны, дьявол, «приник» к лицу Иуды, «дхнул жизнь в него», а затем сам сатана «лобзанием своим насквозь прожег уста».
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрый змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
По евангельской версии, Иуда повесился оттого, что раскаялся в содеянном грехе. Сатана — враг Христа; предавший учителя ученик близок ему, но простить раскаяния ом не мог,- потому и оживляет того. Отступление от веры вдохновляется сатаной. Раскаявшийся предатель обречен на существование в облике живого трупа. В этом акте и благоволение, и кара.
Тема предательства, отступничества остро переживалась Пушкиным в годы, последовавшие за поражением декабристов. Уже в 1826 году, сидя в Михайловском, он с болью воспринял письмо П. А. Вяземского: «Хотя ты и шалун и грешил иногда епиграммами против Карамзина, чтобы сорвать улыбку с некоторых сорванцов и-подлецов, но без сомнения ты оплакал его смерть сердцем и умом» .
Пушкин ответил: «Во-первых, что ты называешь моими эпиграммами противу Карамзина? довольно и одной, написанной мною в такое время, когда Карамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие и сердечную к нему приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно, вспоминать. Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь?
Сознательность данного параллелизма обусловлена глубокой содержательностью созданного контраста — разность результатов обряда поцелуя. Чем дальше жизнь уводила от расправы над лучшими людьми эпохи — тем интенсивнее шел процесс отречения,
предательства, В этом смысле стихотворение Пушкина было современно и актуально. Но вряд ли в этом пафос и смысл написания «Подражания итальянскому». Для достижения цели — заклеймить предательство — Пушкин мог спокойно следовать за сонетом Дюшана с его догматической религиозной идеей наказания грешника-предателя.
Но Пушкин, как было показано, отказался от этой идеи, преодолел однозначность сонета, решительно отступился от евангелической версии об Иуде, предавшем Христа за 80 сребреников. Сумма эта ничтожная — она, видимо, должна была характеризовать не только неблагодарность ученика, но и его жадность. Пушкин же говорит о судьбе предателя-ученика, оживленного дьяволом и обреченного быть живым трупом, рассматривая само предательство с позиций своей философии человека. Всякое предательство аморально, это самое бесстыдное преступление. Предательство учеником своего учителя вдвойне мерзко и гнусно. Это безусловные истины, выстраданные человечеством, и они не требуют доказательств. Пушкинская позиция выражена в имени человека, о судьбе которого он решил рассказать,- предатель-ученик.
Пушкин никогда не морализировал, не поучал, но открывал новое в известном. Тема наказания предательства раскрыта Пушкиным в программном для его философии человека ракурсе. Предательство Иуды таилось в возможности человека отречься от своей природы и пробудить в себе бесовское начало. Сатана-искуситель, наблюдая за людьми, возликовал, когда понял, что Иуда способен на предательство, потому и вложил в его сердце мысль пойти и предать Христа. Оттого он и послал дьявола исполнить свою волю — воскресить предателя. Живой труп предателя-ученика оказывается «всемирным врагом». Апокрифический образ-миф помогал объяснить бесчеловечность страшного бесовского мира, опасность для человека отступления от своего призвания, предназначения, от своей природы.