Этот новый Пугачев и действует в последующей сцене, когда освобождает сироту. Он рушит все страхи Гринева, ожидавшего крушения плана спасения Маши,- Швабрин, как и предполагал Гринев, выдал его и назвал имя сироты («Государь! — закричал он в исступлении.- Я виноват, я вам солгал, но и Гринев вас обманывает. Эта девушка не племянница здешнего попа: она дочь Ивана Миронова, который казнен при взятии здешней крепости»). Пугачев, узнав об этом, прощает Гринева. Нет, пожалуй, не прощает, а понимает. Понимает и большее — он чувствует (способен сердцем своим почувствовать), что от его действий зависит счастье двух людей. И он оказывается на высоте своего призвания — нести людям свободу и счастье жизни. Он благословляет любящих. Свершилось неслыханное — в огне гражданской войны дворянин Гринев обретает счастье с помощью мятежника. Поступок этот не просто знаменательный, но и символический. Его совершает (может совершить) тот Пугачев, который явился нам в диалоге с Гриневым.
Диалогические отношения Гринева и Пугачева открыли Пушкину иную правду, отличающуюся от правд, которые защищали идейные противники в споре. При этом автор вовсе не пассивный, способный лишь «монтировать чужие точки зрения, чужие правды, совершенно отказываясь от своей точки зрения, своей правды. Дело вовсе не в этом, а в совершенно новом, особом взаимоотношении между своей и чужой правдой. Автор глубоко активен, но его активность носит особый диалогический характер. Одно дело активность в отношении мертвой вещи, безгласного материала, который можно лепить и формировать как угодно, и другое — активность в отношении чужого живого и полноправного сознания. Это активность вопрошающая, провоцирующая, отвечающая, соглашающаяся, возрождающаяся и т. п., т. е. диалогическая активность, не менее активная, чем активность завершающая, овеществляющая, каузально объясняющая и умертвляющая, заглушающая чужой голос не-смысловыми аргументами… Это, так сказать, активность бога в отношении человека, который позволяет ему самому раскрыться до конца (в имманентном развитии), самого себя осудить, самого себя опровергнуть. Это — активность более высокого качества. Она преодолевает не сопротивление мертвого материала, а сопротивление чужого сознания, чужой правды» .
Обозначение правды каждого участника диалога-спора особым знаком является вторым путем выявления авторского намерения, авторского отношения к событиям, героям, их убеждениям.
Правда Гринева фактична, опирается на социальный опыт и традицию, она эмпирична и прозаична. Гринев живет, сегодняшним днем, для него важно сохранить существующий порядок, незыблемость устоев — вот его идеал. Правда Пугачева сурова и жестока, она утверждает необходимость ломки существующих социальных порядков, она вся устремлена в будущее, и она поэтична.
Проза и поэзия — вот те знаки, которые проставлены на убеждениях главных героев. Но это не значит, что Пушкин автоматически становится на сторону поэтического миропонимания, отворачиваясь от прозаического,- каждое из них существует как полноправное сознание, одно вступает с другим в диалогические отношения. Во взглядах Гринева много важного, основательного — например, традиции дворянской чести. Разрушение этих традиций и страшно, и тревожно. В убеждениях Пугачева есть что-то отпугивающее, жестокое, дикое. Но поэтическое начало проявляется прежде всего в устремленности в будущее, к человеческой свободе. А эта устремленность к лучшему объективно оборачивалась верой в историю, в ее поступательное развитие. Между поэтическим у Пугачева и историзмом Пушкина устанавливалась своя внутренняя связь.
Но главное — это могучая сила обновления человека, обусловленная мятежом против существующего мира зла и социальной несправедливости, которая выявлялась в диалогах Пугачева с Гриневым и его действиях по спасению счастья любящих людей. Поэтическое мятежника а бунтовщика оказывалось внутренне слитым с человечностью его нравственных устоев.
Третий путь выражения автором своей позиции обусловлен диалогической природой самого слова, его многозначностью. В. Виноградов первым обратил на это внимание. «Субъектно экспрессивная многозначность пушкинского слова создается своеобразными формами отношений образа автора и героя в стиле Пушкина». М. Бахтин показывает, как в связи с историческим развитием человека, открытием «человека-личности и его сознания», совершенствовались художественные методы изображения этого сознания, происходили «открытия в слове». «Раскрылся глубинный диалогизм слова»
Гоголь в своей статье «Несколько слов о Пушкине» в качестве коренной особенности пушкинского слова отметил его необыкновенную «точность» и в то же время — «необъятность». В «необъятности» и была заложена многозначность, «диалогичность» слова, которая и создавала возможность проявления авторской позиции.