«Пир во время чумы» — это перевод, или, лучше сказать, свободное переложение пьесы английского драматурга Вильсона «Чумный город». «Такие переводы… — говорил Белинский, — стоят оригинальных произведений. Не потому ли на Жуковского у нас никто не смотрит, как на переводчика, хотя и все знают, что лучшие его произведения—переводы?». Но и это, одно из самых глубоких и «загадочных», по словам Белинского, произведений поэта, разделило участь всей драматургии Пушкина, не нашедшей при его жизни сценического воплощения.
Пушкин создал поэтический, «волшебный театр». Он предложил зрителям в один вечер не одну, а четыре трагедии. Действие переносилось из Германии в Испанию, из Испании в Англию. Эту особенность его поэтического воображения отмечал Гоголь, который в свое время потерпел неудачу с повестью «Рим». «И как верен его отклик, как чутко его ухо! — пишет Гоголь, полагая, что и в своих драматических опытах Пушкин похож на «эхо». — Слышишь запах, цвет земли, времени, народа…». Пушкин называл «маленькие трагедии» «опытами драматических изучений». Слова эти: «опыты», «изучения» очень характерны для его творчества. К природе, к жизни, к своей собственной судьбе Пушкин относился как к некоей тайне, которую он стремился разгадать. Он видел перед собой пленительную и притягательную картину действительности, где каждое явление казалось неизъяснимым:
Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль песет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На черный пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
«Драматические изучения» уводили поэта в глубину природы вопреки всем «условиям» и «канонам». В этом и состоит смелость его «драматических опытов». Драматургия Пушкина была целой эпохой в развитии русского стихосложения. Белый стих, находившийся до того в пренебрежении, даже в подозрении, что это — проза («да и плохая»), вдруг сразу стал классикой драматургического, лирического и эпического жанра. Вместе с тем с помощью белого стиха Пушкин победил рутину напыщенной декламации, которая господствовала на театре, где ставили трагедии, написанные александрийским стихом. Поэтический театр Пушкина требует совершенной простоты и естественности в чтении стихов. В «Пире но время чумы» звучат бессмертные баллады:
Было время, процветала
В мире наша сторона;
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста…
И эта трогательная просьба, обращенная к возлюбленному в городе, охваченном чумой: «Я молю: не приближайся», и последнее обещание верности: «А Эдмонда не покинет Дженни даже в небесах». В своей драматургии Пушкин остается прежде всего гениальным поэтом. Стихи являются охранной грамотой пушкинской драматургии, которая имеет для театра значение нормы и эстетического идеала. Может быть, именно и силу этого обстоятельства, пьесы Пушкина остаются м пределами ежедневного театрального репертуара. Всякая постановка пьесы Пушкина, если в ней есть хоть крупица удачи, становится событием.
С античных времен целью искусства, и в особенности театрального искусства, является катарсис, то сеть «очищение страстей». Пушкин был верен этому древнему и первоосновному закону искусства не только в своей драматургии, но и в поэзии, и в прозе.
Об этом замечательно сказал Белинский: «Пушкин не дает судьбе победы над собою; он вырвет у нее хоть часть отнятой у него отрады». «Пушкин никогда не расплывается в грустном чувстве; оно всегда звенит у него, но не заглушая гармонии других звуков души и не допуская его до монотонности». Иногда, задумавшись, он как будто вдруг встряхивает головою, как лев гривою, чтобы отогнать от себя облако уныния, и мощное чуввство бодрости, не изглаживая совершенно грусти, дает ей какой-то особенный освежительный и укрепляющий душу характер.
Можно рассматривать «Скупого рыцаря» и «Каменного гостя», как произведения русского классицизма, его вершину в драматургии. Можно рассматривать «Моцарта и Сальери» и «Пир во время чумы», как произведения русского романтизма, его вершину в драматургии. Но если говорить о «маленьких трагедиях» в целом, то следует признать их наряду с «Борисом Годуновым» совершенно новым явлением русской драматургии. Значение пушкинской драматургии прежде всего состоит в том, что он создал высокую трагедию как фундамент русского национального театра.