Когда Пушкин окончил «Евгения Онегина», многие сказали, что «роман не окончен», что его можно и даже нужно «продолжать». Такого мнения придерживался даже профессор П. А. Плетнев, близкий друг поэта. И многие другие. По своему обыкновению Пушкин принялся повторять советы своих друзей и критиков.
Вы за «Онегина» советуете, други,
Опять приняться мне в осенние досуги.
Эта мысль занимала Пушкина как новая лирическая тема. И он не раз возвращался к ней:
В мои осенние досуги,
В те дни, как любо мне писать,
Вы мне советуете, други,
Роман забытый продолжать…
Пушкин отводил разговор в сторону. Он готов ныл сколько угодно говорить о продолжении романа, не притрагиваясь к нему. Роман был окончен. Весь до конца, до предела. Его не смущало недоумение критики. Напротив, именно это недоумение свидетельствовало о правильности избранного пути. Первым истолкователем «Евгения Онегина» как художественного целого был Белинский. Он прямо начал с разбора самой проблемы «неоконченности романа».
«Роман оканчивается отповедью Татьяны, — пишет Белинский, — и читатель навсегда расстается с Онегиным в самую злую минуту его жизни… Что же это такое? Где же роман? Какая его мысль? И что за роман без конца?»
Называя «Евгения Онегина» «неоконченным романом», Белинский указывал на «смелость изобретения» Пушкина. Роман казался «неоконченным» тем, кто судил о нем с точки зрения старой, «школьной» поэтики. Критика впервые столкнулась с «романом жизни».
«Мы думаем, — пишет Белинский, — что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца». Роман дает нам такое глубокое знание о героях, об их эпохе, истории, о жизни, которое значительно больше и выше знания сюжетных подробностей. «Довольно и этого знать, чтобы не захотелось больше ничего знать».
«Один великий критик, — иронически продолжает Белинский, имея в виду Полевого, — даже печатью сказал, что в «Онегине» нет целого».
Белинский со своей стороны доказывал, что «Евгений Онегин» — это произведение великое, художественно цельное и завершенное. По его мнению, поэт благодаря своему творческому инстинкту создал полное и оконченное сочинение и умел остановиться именно там, где роман сам собой чудесно заканчивается и развязывается.
«Евгений Онегин» печатался по главам в течение многих лет. Пушкин начал свой роман в стихах через три года после того, как он окончил «Руслана и Людмилу», а закончил и напечатал эту книгу за три года до смерти. Можно сказать, что над «Евгением Онегиным» он работал всю жизнь.
Но если мы выпишем и прочтем все, что говорил Пушкин в своем романе, «Евгений Онегин» предстанет перед нами, как тайна. Мы не знаем, что послужило поводом и причиной романа, когда сложился замысел, как возникла мысль об «онегинской строфе». И почему Пушкин решил написать «роман в стихах».
У старины есть свой вкус. Так, история писания «Евгения Онегина» дает нам почувствовать прелесть немногословности, сдержанности и простоты. Уже полным ходом шла работа над романом, когда Пушкин шутливо заметил о себе, в третьем лице, в одном из писем к Н. И. Гнедичу: «Он молчит, боясь надоедать тем, которых любит».
Что мы знаем о прототипах героев «Евгения Онегина»? Да почти ничего. Поэтому здесь возможны самые неожиданные сближения, гадания и даже угадывания. Анна Керн, которую Пушкин называл «гением чистой красоты», была великодушной возлюбленной. Она называла Пушкина «гением добра»! Это, может быть, лучшее из всего, что было сказано о нем, но современниками.
Ей казалось, что история Татьяны Лариной, вышедшей замуж за седого генерала, напоминает ее судьбу. Но Татьяна Ларина не похожа па Анну Керн. Кюхельбекер, хорошо знавший Пушкина, как-то заметил, что «поэт похож сам на Татьяну…». А сколько было претендентов на роль прототипа Ленского! И Андрей Тургенев, и Рылеев, и Кюхельбекер… В каждом из них было что-то от «младого поэта». Но Лермонтов увидел в Ленском пророчество о судьбе Пушкина: «Как тот певец, неведомый, но милый, добыча ревности глухой, воспетый им с такою чудной силой».
Что касается Онегина, то и здесь было много «званых», и среди них особенно выделялся А. Раевский, «демонический» друг Пушкина, не раз, искушавший свою и чужую судьбу. Конечно, есть в Онегине некоторые черты Раевского. Но сходство Пушкина с героем романа было столь велико, что он должен был особо отметить «разность» между собой и Онегиным: «Всегда я рад отметить разность между Онегиным и мной».
«Евгений Онегин» — роман городской. И не просто городской, а именно петербургский роман:
Все было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке…
Но «Евгений Онегин» — это и московский роман, можно сказать, первый настоящий московский роман в русской литературе:
. . . Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.
Однако «Евгений Онегин» — это не только городской, но и деревенский роман. А такого деревенского романа в русской литературе тоже никогда не было.
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью ив густых…
Белинский имел все основания назвать роман Пушкина «энциклопедией русской жизни» Это была еще и настоящая энциклопедия романического жанра.