По убеждению пушкинистов, именно «Пиковая дама» «подверглась изучению едва ли не более всех прозаических произведений Пушкина». Каковы же результаты этого пристального, многолетнего внимания исследователей к пушкинской повести? Ответ мы находим в статье II. В. Измайлова, напечатанной. Подводя итоги изучения пушкинской повести за период, ученый писал: «Работы А. Л. Слонимского, В. В. Виноградова, II. О. Лернера, Д. П. Якубовича, Г. А. Гуковского и других всесторонне осветили ее проблематику и стилистическую систему, ее литературный «фон» и бытовые связи. Тем не менее в анализе повести есть нерешенные вопросы и важнейший из них — вопрос о наличии и значении в ней фантастического элемента».
Объявление именно фантастики «Пиковой дамы» первоочередным объектом будущего изучения мотивируется тем, что «слишком прямолинейное понимание реализма (или, вернее, реалистичности) пушкинской Повести может привести к неверным заключениям о ее Общем характере и направлении».
Как видим, этот призыв изучать фантастические элементы обусловлен нежеланием пользоваться априорными, прямолинейными толкованиями реализма «Пиковой дамы», стремлением выяснить глубоко индивидуальные черты пушкинской реалистической системы. Индивидуальность эта видится в имманентности фантастических элементов реализму Пушкина. Действительно, фантастика присуща Пушкину-художнику,- первая его поэма «Руслан и Людмила» вся пронизана фантастическими мотивами. Фантастика присутствует и во многих других его произведениях. В то же время известно, что фантастический элемент широко представлен в реалистических произведениях и Гоголя, и Достоевского, и Щедрина. Тревога Н. В. Измайлова о торжестве «прямолинейного понимания реализма» понятна и оправдана. Только вряд ли особенность реализма «Пиковой дамы» сводится к фантастическим элементам.
Следует помнить, что эти авторы работали не на пустом месте. Фантастику «Пиковой дамы» серьезно рассматривали и анализировали их предшественники в 1920-1940-е годы. И, несмотря на это, О. С. Муравьева категорически утверждает, что вопрос о фантастике «Пиковой дамы» «далеко не исчерпан». Положение, как видим, не меняется — в 1966 году Н. В. Измайлов констатировал, что важнейший вопрос о фантастических элементах «Пиковой дамы» не решен, а в 1978 году О. С. Муравьева утверждает, что «вопрос даже не достаточно ясно определен».
Мы узнаем, что Пушкин был знаком с большим числом фантастических повестей, что ему были известны различные приемы и «правила» введения фантастического, что некоторые мотивы «Пиковой дамы» похожи на мотивы других повестей, но в чем-то самостоятельны и не похожи. Основные вопросы изучения фантастики «Пиковой дамы» — зачем Пушкину эта фантастика, какую роль она играет в повести, в чем ее идеологическая и художественная функция? — остаются без ответа. Нам предлагают довольствоваться выводом: Пушкин не только знал фантастические повести и приемы изображения фантастического, но и проявлял при его изображении незаурядное мастерство.
Другое направление занято оправданием Пушкина-реалиста за то, что он в «Пиковой даме» идет по пути романтиков и вслед за ними изображает фантастическое. Иногда в категорической форме отрицают вообще наличие какой-либо фантастики в повести. Логика такого отрицания проста: не должно быть у реалиста фантастики. Так, например, Н. Степанов, рассматривая самый фантастический эпизод в повести — описание видения Германа, решительно заявляет: «таинственное» появление «пиковой дамы» — не фантастика, а результат патологического состояния героя».
Л. С. Сидяков утверждает, что хотя Пушкин и мотивирует таинственное и чудесное, но отказывается до конца все объяснить, держит читателя в неведении, сохраняя загадочность описанных происшествий. «Повествование в „Пиковой даме» построено так, что фантастические события, происходящие в повести, поддаются реальному обоснованию, подсказываемому контекстом, хотя и не прямо, но путем такого сочетания обстоятельств, которое помогает объяснить происходящее, не разрушая, однако, до конца фантастических мотивировок. Видение Германна психологически мотивировано внутренним состоянием героя: предварительно сообщается о «внутреннем волнении», которое испытал он после посещения церкви». «Это волнение заставило Германна изменить своим правилам: Обедая в уединенном трактире, он, против обыкновения своего, пил очень много…»
Так же объясняются и названные призраком три карты. Это фантастика, однако все фантастические мотивы, «приобретая рациональное обоснование, лишаются своей невероятности, но, не будучи объясненными до конца, сохраняют у читателя ощущение таинственности и загадочности, без чего содержание пушкинской повести утратило бы свою специфику».
Вновь мы сталкиваемся — правда, на другой основе (фантастика) — с уже знакомой нам тенденцией объявлять пушкинские произведения загадочными. Через пять лет то, что высказал Л. С. Сидяков осторожно, развернуто в статье О. С. Муравьевой. Начала она с того, чем кончил Л. С. Сидяков,- с, подчеркивания загадочности «Пиковой дамы»: «Непроясненность и двойственность происходящее го поддерживаются в «Пиковой даме» главным образом благодаря подчеркнутой неопределенности позиции автора».