Борис Леонидович Пастернак — поэт для думающего читателя. Я бы сказал — для читателя с думающим сердцем. Он, как известно, во всем стремился «дойти до самой сути» и, конечно, с самого начала был не просто поэтом, но и философом. Да если бы Пастернак не был философом, мы бы не узнали столько глубоких поэтических откровений. А его проза — это тоже плод философских раздумий о смысле бытия.
Один из циклов стихов Пастернака так и называется — «Занятье философией». Даже в названии чувствуется особенность поэта. Он не назвал свой цикл просто «Философские стихи», а именно «занятия», то есть понять мир во всем многообразии, конечно, невозможно. Человеку дано лишь учиться открывать его для себя. Одному это удается в большей степени, другому в меньшей. Пастернаку, как говорится, с Божьей помощью удалось за свою жизнь сделать очень много прекрасных, грустных и порой ошеломляющих открытий.
Поэт был склонен к определениям, а не к доказательствам:
Нашу родину буря сожгла.
Узнаешь ли гнездо свое, птенчик?
О мой лист, ты пугливей щегла!
Что ты бьешься, о шелк мой застенчивый?
О, не бойся, приросшая песнь!
И куда прорываться еще нам?
Ах, наречье смертельное «здесь» —
Невдомек содроганью сращенному.
Это из стихотворения «Определение души». Мне близка и понятна опаленная бурями времени душа человека, которая не утратила способность тонко реагировать на природу. Душа знает, что при- рода зависит от ее состояния так же, как она зависит от состояния природы. Поэтому у Пастернака при- рода роднится с человеческой душой, и нет ни страха, ни сомненья, что гармония выльется в стихи.
А вот философское «Определение поэзии»:
Это — сладкий заглохший горох,
Это — слезы вселенной в лопатках,
Это — с пультов и флейт — Фигаро
Низвергается градом на грядку.
Сочетание низкого и высокого рождает поэзию — вот основная философская мысль поэта. Но свести в единое целое так далеко отстающие друг от друга смысловые понятия — дело гения. И, как мы видим, «Фигаро» и «сладкий заглохший горох» оказываются в центре поэтической вселенной и прекрасно соседствуют.
У многих поэтов есть пристрастие к определению своего творчества. Это в основном рождает массу неинтересных читателю стихов о стихах. У Пастернака и эта тема «играет», способна заворожить, как любовная лирика. Вот пастернаковское «Определение творчества»:
Разметав отвороты рубашки,
Волосато, как торс у Бетховена,
Накрывает ладонью, как шашки,
Сон и совесть, и ночь, и любовь оно.
И последняя строфа:
И сады, и пруды, и ограды,
И кипящее белыми воплями
Мирозданье — лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной.
Пастернак ставил перед собой цель уловить и передать в стихах подлинность настроения, атмосферы или состояния. Любое явление поэт стремится словно бы захватить врасплох, описать его, как он говорил, «со многих концов разом». Мир предстает движущимся, пульсирующим. Вот, например, в каком непривычном ракурсе Пастернак описывает состояние природы и человеческой души в философском стихотворении «Болезни земли»:
Вот и ливень. Блеск водобоязни,
Вихрь, обрывки бешеной слюны.
Но откуда? С тучи, с поля, с Клязьмы
Или с сардонической сосны?
Чьи стихи настолько нашумели,
Что и гром их болью изумлен?
Надо быть в бреду по меньшей мере,
Чтобы дать согласье быть землей.
Великолепна мысль Пастернака о материализации человеческого сознания. Возможно, мироздание действительно в какой-то степени есть отражение нашей духовной жизни. Недаром же у Пастернака природа часто поступает, как человек:
Гроза, как жрец, сожгла сирень
И дымом жертвенным застлала
Глаза и тучи. Расправляй
Губами вывих муравья.
Звон ведер сшиблен набекрень.
О, что за жадность: неба мало?!
В канаве бьется сто сердец.
Гроза сожгла сирень, как жрец.
Так очеловеченная природа даст возможность ярко проявиться душе — доброй и злой, нежной и безразличной. Душа лирического героя Пастернака феноменальна в своем сострадании ко всему живому и вообще — в жизнелюбии. Его душа осязает хрупкость жизни на земле и катастрофическую нехватку чувства сострадания.
Эти качества души лирического героя Пастернака и определяют, по-моему, его философскую лирику.
