В диалоге Мазепы и Марии, открывающем, II песнь «Полтавы» и написанном, когда весь остальной текст поэмы был уже закончен в основном, Пушкин не только с огромной драматической силой выразил чувства Марии и ее положение между отцом — Кочубеем — и возлюбленным или «супругом» Мазепой, но и дал своего рода ответ на изображение Мазепы устами Войнаровского в поэме Рылеева, осуществляя одновременно и задачу, высказанную в предисловии к «Полтаве» по поводу повести Аладыша: «развить и объяснить настоящий характер мятежного гетмана, не искажая своевольно исторического лица».
Пушкин настаивал на требовании исторической верности и на соответствии поэтического изображения историческим источникам; в «Предисловии» к первому изданию «Полтавы» он прямо полемизировал с Рылеевым, не называя его, но в корне отрицая его концепцию, и в историческом, и в литературном отношениях: «Мазепа есть одно из самых замечательных лиц той эпохи. Некоторые писатели хотели сделать из него героя свободы, нового Богдана Хмельницкого. История представляет его честолюбцем, закоренелым в коварстве и злодеяниях, клеветником Самойловича, своего благодетеля, губителем отца несчастной своей любовницы, изменником Петра перед его победою, предателем Карла после его поражения: память его, преданная церковью анафеме, не может избегнуть и проклятия человечества».
Нельзя было резче и решительнее осудить всю отвлеченно-романтическую систему поэтики Рылеева, неприемлемую теперь для Пушкина. С другой стороны, трагическая тема, лишь мимоходом и вскользь затронутая Рылеевым в стихах его поэмы —
Жену страдальца Кочубея
И обольщенную их дочь
Указание на Рылеева.
стала для Пушкина основой композиции «Полтавы». «Прочитав в первый раз в Войнаровском сии стихи, — писал Пушкин в упоминавшейся статье,— я изумился, как мог поэт пройти мимо столь страшного обстоятельства. Обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено, и не великодушно. Клевета и в поэмах всегда казалась мне похвальното. Но в описании Мазепы пропустить столь разительную историческую черту было еще непростительнее».
Введением этой темы, проходящей через всю поэму, от первой до последней строки в тесном слиянии с темой собственно исторической, которая логически приводит к Полтавскому сражению, к победе Петра над Карлом и Мазепой, Пушкин и вступал на путь создания нового, синтетического жанра. Его поэма отрицает классицистическую эпопею, отрицает и основные приемы рылеевской романтической поэмы и байроническую, субъективную, внеисторическую поэму.
Борьба с классицистической эпопеей, которую защищали до середины 1820-х годов архаисты в лице Кюхельбекера, в 1828 г. приобрела некоторую актуальность ввиду появления нескольких поэм классицистического жанра, принадлежавших третьеразрядным писателям-эпигонам (Орлову, Свечину, Неведомскому и др.). Искусственное возрождение уже отмершего литературного рода было вызвано в значительной мере внешней политикой России в новое царствование, когда возобновилось ее вооруженное наступление на Восток, на Персию и Турцию: эпигоны классицизма выполняли заказ самодержавия. Пушкин дал иной род эпопеи, глубоко и тонко откликающейся на современность, подсказывая к, ней параллели и высокие образцы в лице Петра I и его сподвижников, не казенное восхваление прошлых деятелей, но призыв к прогрессу, во имя любви к Родине, к новой, просвещенной, реформированной Петром России.
Но, отрицая систему классицистической эпопеи, Пушкин ввел в свою поэму ряд приемов поэтики классицизма — в особенности в тех местах, где историческая патетика ее достигает высшего напряжения. Реалистический в своей основе стиль «Полтавы» своеобразно пронизан чертами одической (но не эпической) поэзии XVIII в., язык ее в общем приподнят над средним уровнем путем введения некоторой доли церковнославянизмов и архаизмов.
Своего рода народной балладой звучат и слова Кочубея в ответ на вопросы Орлика о «трех кладах»: двух утраченных им — его личной чести и чести его дочери — и третьем, сохраненном — «святой мести». Наконец, подлинной песней является построенный в балладной форме рассказ о казаке — гонце Кочубея. Все эти — и многие другие — введенные в поэму элементы народной речи и песни придают ей характер подлинной народности и подчеркивают ее значение как эпопеи нового типа.
Сочетание исторической темы (героической эпопеи) с темой личной, любовной, новеллистической составляет ту оригинальность «Полтавы», которую Пушкин вменял себе в заслугу. В начале поэмы историческая тема подчинена; новеллистической и является фоном, на котором развивается и нарастает любовная драма. В дальнейшем обе линии тесно сплетаются, личная судьба героев-любовников ставится не только в связь с историческими событиями, но и» в прямую зависимость от них; исторический ход вещей является своего рода роком, определяющим возмездие и гибель обоих героев. Личная тема вновь выступает на первый план в самом конце поэмы (ночное явление Мазепе безумной Марии), чтобы выразить всю полноту крушения гетмана — не только политического, но и человеческого, в личном его чувстве, погубленном ради политических честолюбивых целей.
«Полтава» сочетает в себе самые, казалось бы, разнородные жанровые и стилистические элементы — от классицистической эпопеи до романтической поэмы, сочетает приемы романтической поэтики с реалистической трактовкой исторических и внеисторических событий, романтические и реалистические черты в образах и психологии героев — и это сочетание в целом дает произведение, убеждающее своей исторической и психологической жизненной правдой, т. е. подлинно реалистическое. Поэма сочетает повествовательную форму с лирическими и драматическими моментами (почти вся II песнь состоит из драматических сцен); соответственно своему жанровому многообразию, слитому в единство, она сочетает в такое же многообразное единство разнородные и противоречивые стилистические и языковые системы — классико-архаическую, романтическую и реалистическую.
В общем она по жанру, по стилю и языку является, несомненно, самым сложным из всех (по крайней мере, написанных до нее) произведений Пушкина, и он имел полное право говорить об ее совершенной «оригинальности». В полтавской эпопее, соединяющей историю с романической фабулой, сочетающей лиризм и трагичность с пафосом торжества одного героя и осуждения других, идеологическую насыщенность с любовной и полной преступлений завязкой, Пушкин нашел совершенно новую, принципиально отличную от всех старых, художественную форму. Именно ее новизной и необычайностью, ее отрицанием всех привычных норм объясняется ее неприемлемость для критиков обоих направлений — и классицистических, и романтических, — ее непонимание и неуспех у читателей, наконец — то, что она, в противоположность «южным» поэмам Пушкина, не вызвала ни единого подражания, не создала школы и осталась одиноким и грандиозным выражением пушкинского гения, достойным памятником грандиозной эпохи, послужившей для нее темой.