Не скрою, что Алексей Николаевич Толстой — мой любимый писатель. Я целиком принимаю его творчество, но не понимаю его позиции в жизни. Но это и неважно. Автор и его произведения живут чаще всего отдельной жизнью. Широкий русский барин, человек с четко выверенным мировоззрением, он приятен мне в первую очередь тем, что его отталкивала всякая декаденщина, богема и игра в литературный авангардизм. История отечества и классическая русская культура — вот те два маяка, по которым он сверял свой творческий курс.
И в то же самое время после Февральской революции 1917 года он, подобно поэту-символисту Блоку, зачем-то пошел в политику и сделался от лица Временного правительства «комиссаром по регистрации печати». Аполитичный барин — и вдруг цензор! Полный нонсенс… Он, наверное, сразу бы перешел и к большевикам, если бы они ему простили сотрудничество с «буржуями» Временного правительства.
В парижской и берлинской эмиграциях было трудно всем, но слишком русский писатель не смог прижиться за границей и сойтись с эмигрантами, о которых он потом напишет честную и правдивую повесть «Эмигранты», полную сочувствия и вместе с тем презрения к ним. Он принципиально не совершенствовал знание иностранных языков, заграница была ему чужбиной. При первой же возможности, в период НЭПа, Алексей Толстой вернулся в Россию в 1923 году уже весьма плодотворным и давно признанным писателем. В Советской России Толстой закончил очень правдивую трилогию о революции и Гражданской войне — «Хождение по мукам», которая его современникам казалась конъюнктурной вещью. Хотя на самом деле это не так, мне так кажется.
По моему мнению, Толстой не уродует роман приспособленческой концовкой и не показывает царских офицеров-предателей, перешедших на сторону Красной Армии. Он описывает настоящих боевых офицеров, которые отдали свои знания и честь службе новой Советской родине. Они не изменили отечеству, просто отечество радикально изменилось. Это было одновременно их заблуждением и глубоким убеждением. То есть не вина, а беда. Благодаря таким «военспецам» большевики выиграли Гражданскую войну и создали мощную Красную Армию к 1938 году Грех обвинять Ро- щина и Телегина, которые могли быть перед Великой Отечественной войной полковниками или даже генералами, в приспособленчестве, потому что они наверняка будут к 1938 году посажены или расстреляны. Тут уже грех глумиться над чужими «заблуждениями», которые стоили жизни, здоровья и свободы людям, отдавшим всех себя без остатка служению офицерскому долгу.
Роман «Хождение по мукам» был горячо принят читателям еще по его публикации за рубежом. Неужели и при такой-то удаче и славе Толстому понадобилось еще искать политической конъюнктуры и ласки от советской власти? Возможно, писатель всегда помнил о «грехе» своего графско-помещичьего происхождения и «ошибках» эмиграции. Оправдание для себя находил в том, что он сделался популярен у самого широкого читателя в Советской России. Подобной популярности до революции у него не было.
Он писал на самые животрепещущие темы и не чурался натуралистических подробностей. В повести «Гадюка» Толстой словно сам для себя ищет оправдания собственной «большевизации», но и тут у него не получается солгать. Все опять выходит честно. Ольга Вячеславовна Зотова — Олечка, дочь купеческая, остается чуть жива после бандитского налета на дом богатого купца. В Казань входят белочехи и прямо из больницы волокут семнадцатилетнюю девочку на допрос. Оказывается, «сволочь Валька», один из налетчиков, нацарапал карандашом записочку в контрразведку белых, что «гимназисточка» Ольга Зотова якобы была связана с большевиками. Разумеется, донес, чтобы избавиться от свидетелей своего криминального преступления. Несчастную девочку зверски пытают. Так и погибла бы невинно, но ее чудом освободила из застенка Красная Армия.
С этого момента начинается нравственное перерождение «гимназисточки». Ночь пыток у белых, «когда человек мучил человека, закрыла тьмой ее робкую надежду на справедливость». Обездоленная, опозоренная и оскорбленная в лучших чувствах сирота влюбляется в красного командира Емельянова: «Казалось, рассеки свистящий клинок ее сердце — закричала бы от радости: так любила она этого человека…»
Толстой нарисовал в красноармейце Ольге Зотовой портрет советской Жанны д’Арк — она на всю жизнь осталась девицей, Емельянов берег ее любовь. Так из нежной гимназистки Ольга превратилась в героиню Гражданской войны. Краском Емельянов погиб, а после его гибели «Ольга Вячеславовна была худа и черна; могла пить автомобильный спирт, курила махорку и, когда надо, ругалась не хуже других».
После войны она состоит в «совслужах». Неистовая революционерка не приняла разгульной роскоши НЭПа, считая его прямой угрозой революции. Живя с зарядом ненависти в груди, она не выдерживает и срывается — из боевого нагана расстреливает свою соперницу в любви и, наверное, всех соседей по коммунальной квартире, травивших ее с соседским иезуитством, известным только жильцам советских коммуналок. Вот такая еще одна очень правдивая история. Пока еще в произведениях Алексея Толстого не встретишь ни одной фальшивой строчки.
Но вот по прямому «соцзаказу властей» написано первое произведение о Сталине — хвалебная и лживая повесть «Оборона Царицына» (как раз там Сталина чуть не разбил наголову атаман Краснов). Сталин умел быть благодарным, поэтому граф Алексей Толстой и при Советской власти жил широким барином. Стал преемником Горького по «министерству литературы» — Союзу советских писателей. При этом он не раз хлопотал за опальных и даже арестованных писателей, но запросто мог и уклониться от оказания такой помощи.
В Толстом все противоречиво. Он считал необходимым откликаться на злобу дня, то есть попросту прислужничать власти, но одновременно стяжал себе славу классика художественно-исторической литературы. Признавал только реалистическую манеру письма, но был первоклассным писателем-фантастом («Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина»). Был душой общества даже среди комсомольцев, все его просто обожали, а от Осипа Мандельштама получил унизительную пощечину. Принимал участие во многих неприглядных официальных кампаниях властей, например, оправдал ложь, будто бы в Катынском лесу под Смоленском пленных польских офицеров расстреляли немцы, а не НКВД. И в то же время иногда даже заступался за арестованных писателей и деятелей культуры, но опять же — иногда.
Но я верю в раздвоение личности любого писателя. Автор в мгновения творчества и реальная личность с паспортом и пропиской — это могут быть совершенно разные люди. Известны примеры такой раздвоенности у Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева, М. Горького, М. А. Шолохова, А. И. Солженицына. Так почему же именно Алексея Николаевича Толстого считать приспособленцем? Нам ведь жить с его книгами, а не с его грехами.
