В. Ф. Одоевский после первого прочтения «Капитанской дочки» понял замысел Пушкина. Он писал поэту: «Савельич чудо! Лицо самое трагическое, т. е. которого больше всего жаль…» Отчего же Савельича жаль? Он ведь честно прошел через все испытания, выпавшие на его и Гринева долю; никаких несчастий и происшествий, которые бы изменили его судьбу, с ним не произошло, он был и остался верным слугой молодого барина. Но В. Одоевский прав — Пушкин написал Савельича так, что его действительно жаль и нам, нынешним читателям. Надо только понять, почему мы жалеем Савельича, что таится за этой жалостью,
Крепостной, дворовый человек, Савельич исполнен чувства достоинства, он умен, смышлен, ему присуще чувство ответственности за порученное дело. А доверено ему многое — он фактически занимается воспитанием мальчика. Он научил его грамоте. Насильственно литейный семьи, Савельич испытывал к мальчику и юноше поистине отцовскую любовь, проявляя не холопскую, по искреннюю, сердечную заботу о Петре Гриневе. Но чем больше мы узнаем в Савельиче подлинно русский, народный характер, тем полнее постигаем страшную правду о его смирении, тайну этой проповедуемой добродетели народа.
Подробное знакомство с Савельичем начинается после отъезда Петра Гринева из родительского дома. И всякий раз Пушкин создает ситуации, в которых Гринев совершает проступки, оплошности, а Савельич его выручает, помогает, спасает. По он не слышит слов благодарности. На другой же день после отъезда из дому Гринев напился пьяным, проиграл Зурииу сто рублей, «отужинал у Аринушки». Савельич «ахнул», увидя пьяного барина. Гринев же обозвал его «хрычом» и приказал уложить себя спать. Наутро, проявляя господскую власть, он велит уплатить проигранные деньги: «Я твой господин, а ты мой слуга»,— говорит он. Такова мораль, оправдывающая поведение Гринева.
Когда Савельич узнает о дуэли Гринева с Швабриным, он мчится к месту дуэли с намерением защитить своего барина. «Бог видит, бежал я заслонить тебя своей грудью от шпаги Алексея Иваныча». Гринев не только не поблагодарил старика, но еще и обвинил его в доносе родителям. Если бы не вмешательство Савельича в момент суда и присяги, Гринев был бы повешен. Вот как он сам рассказывает об этой сцене: «Вдруг услышал я крик: «Постойте, окаянные! погодите!..» Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачева. «Отец родной! — говорил бедный дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня старика!» Пугачев дал знак, и меня тотчас развязали и оставили».
Савельич совершил подвиг. Он готов был занять место Гринева под виселицей. Барин остался глух к самоотверженному поступку старика. Бессознательно усвоенное право крепостника распоряжаться чужой жизнью делало его равнодушным. А Савельич покорно принимает это равнодушие к себе своего барина. Становится не только жалко старика, но и страшно за него.
С наибольшей полнотой характер Савельича и природа его смиренности раскрываются в эпизодах, связанных с дуэлью. Гринев-отец, узнав о дуэли сена, пишет Савельичу грозное и оскорбительное письмо, Гринев-сын обвиняет старика в доносе. Особенность созданной Пушкиным ситуации состоит в том, что Савельича обвиняют и оскорбляют ни за что!
Письмо Гринева-старшего — письмо помещика, действующего по произволу: «Я тебя, старого пса! пошлю свиней пасти за утайку правды и потворство к молодому человеку». На дуэль вызывает дворянин Гринев, другой дворянин — Швабрин — тайно и подло доносит родителям своего соперника, а отвечает за все безответный, ни в чем не виноватый Савельич.
Узнав правду, Петр Гринев не считает нужным написать отцу и защитить верного ему человека. Письмо пишет сам Савельич. Письмо это — замечательный образец пушкинского проникновения в психологию, обнаруживающую глубинные чувства человека.
«Государь Андрей Петрович, отец наш милостивый! Милостивое писание ваше я получил, в котором изволишь гневаться на меня, раба вашего, что-де стыдно мне не исполнять господских приказаний; а я, не старый пес, а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и усердно вам всегда служил и дожил до седых волос…». «А изволите вы писать, что сошлете меня свиней пасти, и на то ваша боярская воля. За сим кланяюсь рабски. Верный холоп ваш Архип Савельев».
Письмо дышит смирением и покорностью «верного холопа», и в то же время оно глубоко печально: оскорбленный человек проявляет искреннюю заботу о матеря Петра Гринева, которая «с испуга слегла»; он успокаивает и утешает барыню, сообщая о здоровье ее сына после ранения, обещает «за ее здоровье бога молить», но письмо потрясает драматизмом подавления в себе гордости и достоинства, естественного и оправданного возмущения несправедливыми, грубыми оскорблениями и угрозами.
За готовностью принять барское наказание («свиней пасти») мы чувствуем затаенную обиду оскорбленного человека. Это помял Гринев: «Очевидно было, что Савельич передо мною был прав и что я напрасно оскорбил его упреком и подозрением. Я просил у него прощения; но старик был неутешен. «Вот до чего я дожил, — повторял он,— вот каких милостей дослужился от своих господ! Я и старый пес, и свинопас, да я ж и причина твоей раны»…» Образ Савельича открывал великую истину: смирение не добродетель, но навязанная властью мораль, которая превращает человека и раба.
Таким мы узнаем Савельича до начала «пугачевщины». Мы не можем не жалеть его, не сочувствовать его горькой судьбе. Но наша жалость обретает иной смысл, когда Савельич, как и его барии, попадает в «метель» стихийного русского бунта. Братья Савельича по судьбе воспрянули духом, преступили закон, который обездоливал их, бросили вызов господам и власти. Савельич видит восстание, знает самого Пугачева, но он глух к провозглашенной мятежниками вольности, он слеп к событиям и судит о них с позиций своих хозяев. Оттого Пугачев для него — «злодей» и «разбойник».