Прошедшие годы придали юношеским упованиям новое глубокое содержание. Теперь Пушкин твердо знал, что он в своем творчестве выражает самосознание народа. Отсюда третья строфа «Памятника». Она же подготавливала четвертую, так различно и противоречиво комментируемую пушкинистами:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Несомненно, прав В. Непомнящий — это не перечисление заслуг поэта, за которые «должен» его чтить народ. Идея награды, «венца» чужда Пушкину вообще, она была отвергнута и в пятой, последней строфе. Верно, что «четвертая строфа — не «список благодеяний», а гуманистическое кредо Пушкина». Но, как представляется мне, не только это запечатлено в стихах четвертой строфы.
Здесь раскрыты идеалы жизни, выработанные народом,— свобода, добрые чувства, милосердие. В самом деле — первый стих строфы: «И долго буду тем любезен я народу» — категорически и отчетливо утверждал важнейшую для Пушкина мысль, что он будет «любезен», дорог, близок пароду тем, что он, народ, найдет в творчестве Пушкина запечатленными свои идеалы. Именно это, в первую очередь, подчеркивает поэт: буду любезен народу тем, «Что чувства добрые я лирой пробуждал».
Народ в своем художественном творчестве утверждал капитальнейший нравственный закон: «В добре жить хорошо», «Делать добро спеши», «Доброе дело и в воде не тонет», «Добро на век», «Лихо помнится, а добро век не забудется», «Доброму добрая память», «Добрый скорее дело сделает, чем сердитый» и т. д. В манифестах Пугачева, которые так высоко ценил Пушкин, запечатлен один из титулов народного царя — «доброжелатель».
«Что в мой жестокий век восславил я свободу». Воля, свобода — заветные слова русского народа, выражающие его мечту, его идеал жизни, его надежды, слова, поднимавшие человека на борьбу с поработителями. В своих песнях, пословицах, сказках народ воспел вольность, вольницу, свободных, независимых людей. Изучая историю Пугачева, Пушкин понял, что знаменитые манифесты потому и обладали огромной притягательной силой, что они обещали народу, и прежде всего крепостным крестьянам, вольность, долгожданную свободу. Из указа в указ повторялись сокровенные и заветные слова: «Жалуем сим указом, находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков… вольностию и свободою».
В годы восстания Пугачева слова «вольность» и «свобода» были лозунгами борьбы. Слово «вольность», опаленное пожаром восстания, и ввел в литературу Радищев, написав оду «Вольность». В 1817 году свою оду «Вольность» создал Пушкин. Вот почему третий стих первоначально выглядел иначе: «Что вслед Радищеву восславил я свободу». Тем самым подчеркивался глубоко индивидуальный, собственно биографический момент. Когда созрел окончательный замысел стихотворения, Пушкин заменил этот стих другим — «Что в мой жестокий век восславил я свободу», акцентируя внимание прежде всего на объективном факте, на том, что «любезно» народу. По той же причине второй стих, сначала подчеркивавший в духе традиции индивидуальную заслугу поэта—»Что звуки новые для песен я обрел», был снят и заменен иным — «Что чувства добрые я лирой пробуждал».