В поэму «Облако в штанах» вошли в сжатом, концентрированном виде многие мотивы ранней лирики Маяковского. Тут и противопоставление поэта толпе, и вызов «жирным», и идеальный образ лирического героя («иду красивый, двадцатидвухлетний»), и мир низменных вещей и явлений, и жертвы города, и музыкальные образы. Маяковский сознательно подчеркивает преемственность с ранним творчеством.
Но эти темы получают уже во вступлении свое преображение. Усиливается гиперболизм образов («Мир огромив мощью голоса…»), внутренняя связь их, сила их раскрытия и бунтарское начало, которому они подчиняются. С мощного вызова и начинается этот пролог, наполненный ошарашивающими неологизмами:
Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.
Враг из стана «жирных» неизменен. А вот лирический герой на глазах становится иным, словно небо меняет тона. То он грубый и резкий, «от мяса бешеный», «нахальный и едкий». То он «безукоризненно нежный», расслабленный, аморфный, ранимый — «не мужчина, а облако в штанах». Так проясняется смысл необычного названия поэмы. Таким резким герой предстает на ее страницах.
Первая часть «тетраптиха» (таков подзаголовок поэмы), согласно замыслу поэта, содержит в себе первый крик недовольства: «Долой вашу любовь». Этому подчинен сюжет. Лирический герой ждет встречи с Марией. Но ее нет, и тогда явления и вещи вокруг начинают свою враждебную жизнь (вечер «уходит», канделябры «хохочут и ржут» в спину, прибой «обрызгивает» своим громом, «ляскают» двери, полночь «режет» ножом, гримасничают дождинки, «как будто воют химеры собора Парижской Богоматери»). При этом все дано крупно, с превышением привычных размеров. Дождинки «гримасу громадят», напоминая Везувий, Notr-Dam, громадную «Лизитанию». Но и лирический герой огромен: «жилистая громадина», «глыба», «громадный». Это борьба великанов. Кто победит? Герой «стонет, корчится», «скоро криком издернется рот». Глаголы передают страдание и отчаяние его. И нервы влюбленного мечутся, танцуют, скачут, так что и у них уже подкашиваются ноги. Как изумительно передано этим томительное ожидание свидания!
Но вот, наконец, Мария приходит и сообщает, что выходит замуж. Резкость и оглушительность известия поэт сравнивает с собственным стихотворением «Нате». Кражу любимой — с похищением из Лувра «Джоконды» Леонардо да Винчи. А самого себя — с погибшей Помпеей. Сравнения яркие, сильные, образные, выразительные.
Начинается вторая часть тетраптиха, где тема любви получает новое решение: речь идет о любовной лирике, преобладающей в современной Маяковскому поэзии. Эта поэзия озабочена тем, чтобы воспевать «и барышню, и любовь, и цветочек под росами». Темы эти мелки, а поэты, которые размокли «в плаче и всхлипе», вдвойне. Они «выкипячивают, рифмами пиликая, из любви и соловьев какое-то варево». Так поэт обращается к теме искусства. Оно, по мнению Маяковского, в буржуазном обществе антинародно и античеловечно. Оно существует само для себя и не озабочено страданиями людей.
Лирический герой тоже оказывается поэтом. Нежизнеспособному искусству он противопоставляет подлинное, пиликающим «поэтикам» — самого себя: «Я — где боль, везде». Обращаясь к простым людям, поэт заявляет: «Вы мне всего дороже и ближе». Он гордится людьми, считая, что они держат в своей пятерне «миров приводные ремни!» и «сами творцы в горящем гимне». Для них он и создает свои строки.
Он, словно Данко, готов вытащить душу, растоптать ее, «чтоб большая!» — и окровавленную дать, «как знамя». А за ним видится идеальный образ «идущего через горы времени, которого не видит никто». За этими двумя «спасителями» — будущее. Вместе с ними пришло время иного искусства, иных гимнов и ораторий. Поэтому герой оглашает мир криком: долой ваше искусство, искусство пошлости и камерной замкнутости!
Нам, здоровенным,
с шагом саженным,
надо не слушать, а рвать их —
их, присосавшихся бесплатным приложением
к каждой двуспальной кровати!
В третьей части поэмы поэт поднимается до отрицания уже всего господствующего строя, бесчеловечного и жестокого. Вся жизнь «жирных» неприемлема для лирического героя. Невыносима их любовь. Враждебный народу строй рождает войны, убийства, расстрелы, «бойни». Поэтому в третьей части поэмы возникают образы «Железного Бисмарка», «пушек лафета» генерала Галифе. Это кровожадное устройство мира сопровождается разбоями (оттого здесь «голгофнику оплеванному предпочитают Варавву»), предательствами (тут ночь, «черная, как Азеф»), опустошениями (оно «пирует Мамаем»), «человечьим месивом». Оно создает лепрозории- тюрьмы и палаты сумасшедших домов, где томятся заключенные. Это общество продажно и грязно. Поэтому «долой ваш строй!» Но поэт не только бросает этот лозунг-крик, но и зовет людей города к открытой борьбе, «кастетом кроиться миру в черепе», вздымая «окровавленные туши лабазников»:
Выньте, гулящие, руки из брюк —
берите камень, нож или бомбу,
а если у которого нету рук —
пришел чтоб и бился лбом бы!
Наконец, в четвертой части тетраптиха ведущей становится тема Бога. Поэт негодует против всего, что освящает буржуазный строй. А если это делает религия, то «громаду-ненависть» он обрушивает и на нее: «Долой вашу религию!» Тема эта была подготовлена предшествующими частями, где были уже обозначены враждебные отношения с небом и Богом как противниками свободы и равнодушными наблюдателями людских страданий. Теперь она получает свое наиболее яркое выражение и завершение. Поэт вступает в открытую войну с Богом. Он, как Демон, ненавидит его жизнеустройство, его прислужников, «крыластого» ангела. Как Демон, он с горечью вспоминает время, когда тоже был ангелом, «сахарным барашком выглядывал в глаз». Он отрицает всесилие и всемогущество Бога, его всеведение. Поэт идет даже на оскорбление («крохотный божик»), бросает вызов и хватается за сапожный ножик, чтобы раскроить «пропахшего ладаном».
Быть может, главное обвинение, брошенное Богу, состоит в том, что он не позаботился о счастливой любви, «чтоб было без мук целовать, целовать, целовать». И снова, как в начале поэмы, лирический герой обращается к своей Марии. Нельзя без потрясения, без сжимающего сердце волнения читать эти строки. Здесь и мольбы, и упреки, и стоны, и властные требования, и нежность, и клятвы, напоминающие того же Демона. Слово его сильно и проникновенно, так страстно и значительно, что оно «величием равное Богу». Но взаимопонимания нет, согласие не дано, сближение не происходит. Мария не хрупкая Тамара, гибель ее не наступает, но душу ее забирает какой-то современный «ангел».
Завершается поэма картиной бесконечных пространств, космических высот и масштабов. Сияют зловещие звезды, высится враждебное небо. «Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо». Она не слышит, как идет скорбно, но гордо Поэт, таща сквозь жизнь «миллионы огромных чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любят».
Такова «громада» и художественная мощь
поэмы «Облако в штанах» В. Маяковского.
