Мистических или оккультных мотивов, столь характерных для русской поэзии «серебряного века», в творчестве Маяковского почти нет, или же их встретить очень трудно. Маяковский был последовательный атеист, в сверхъестественные или потусторонние силы не верил. Но помимо его воли прорывалась в его поэзию лексика незримого царства разрушения и отрицания, которому поэт беззаветно и преданно служил до конца своих дней:
Товарищ Ленин, работа адова… делается…
…
Я над всем, что сделано, ставлю «nihil»… —
под этими словами мог подписаться хоть сам Мефистофель. Это в наше время сатанисты всех мастей открыто проповедуют культ отрицания и разрушения. В начале века у Маяковского признания в сатанизме звучали нечаянными оговорками:
Я люблю смотреть, как умирают дети…
Зато слова от корня «ад» у поэта так часты, что не надо даже проводить лингвочастотного анализа, они сами бросаются в глаза из поэтических строк: «адище города» и «адки» светящихся окон. Стихи зовут «на баррикады», грубый натиск строк давит танком, кастетами рифм крушат черепа. Апостолам разрушения от «Облака в штанах» число — тринадцать. Не стоит через сто лет стыдливо удалятся от истины: у того, кто разрушает и творит зло, есть имя. Кто же этот тринадцатый апостол, не Иуда ли, за которым стоял Люцифер?
Империя зла организована вовсе не стихийно, заверяет нас поэт:
Послушайте!
Если звезды зажигают —
значит — это кому-то нужно?
Теперь мы знаем, хорошо знаем, кому было нужно поджигать мир. Не надо натягивать на мифическое облако зла штаны, сшитые из манифеста футуристов. «Футуропоэзия» и так ничего не скрывает, а признает гимн «Интернационал», которому молятся разрушители:
Весь мир насилья мы разрушим…
Библия призывает самому отвечать за свои поступки и не подчиняться коллективному психозу. Коммунисты же верили в силу организованного пролетариата:
Единица — вздор,
Единица — ноль…
От Маяковского пойдет вера во всемогущество разрушительной силы отдельно взятого человека. Фигура с растопыренными руками и ногами — пентаграмма, знак антихристов: «боже из мяса — бог-человек» — красная звезда большевиков-коммунистов. Сама фигура поэта: пронзительный взгляд искоса и чуть-чуть исподлобья, волевой подбородок, широко расставлены ноги — готовый монумент сверхчеловеку, все в нем «грубо, зримо» и пугающе красиво.
Гипербола и гротеск — родимые пятна футуристов, которые старались все вывернуть наизнанку и преувеличить до искажения. Но это ли не главный принцип князя мира сего, которому верно служат разрушители? Мир превращен в захламленный заводской двор. Поэт берется его расчистить в Судный День мировой революции:
Будет день!
Пожар всехсветный,
чистящий и чадный.
Выворачивая богачей палаты,
будьте так же беспощадны
в этот день расплаты!
Маяковский стремился использовать все художественные средства для поддержки большевистского государства, пропаганды новых ценностей. Для этого поэт, нарушая запрет отрицания, использует все богатство приемов и стилей, выработанных «старым миром». Маяковский пишет злободневную сатиру, стихи и частушки для агитационных плакатов «Окна РОСТА», великолепную рекламу советских товаров, которая до сих пор остается «классикой жанра»: Поэзия
любит
в мистику облекаться,
Всяких высоких материй касаемо.
Я же агитирую
за покупку облигаций
Государственного выигрышного займа!
Ложь во благо? Ведь советские займы были методами узаконенного грабежа населения. Пусть будет ложь, если это высокоталантливая пропаганда и реклама. Читатель интересуется качественной стороной произведения, а не смысловой ценностью текста. Поэт сам своими руками выстроил тот мир, в котором мы с вами живем в нашей стране в 21-м веке. Не заблуждайтесь, первый краеугольный камень в его культуру заложил Маяковский. Эпатирующая манера держать себя у микрофона одинакова для нынешних политиков, финансистов или телеведущих. Это память о Маяковском, его творческое наследие и завещание потомкам.
Будем же честны — нельзя отвергнуть того, что не отвергается жизнью, нельзя извергнуть того, что составляет внутренне неотделимую сущность «новых русских»:
У советских собственная гордость —
на буржуев смотрим свысока.
Итак, миф сотворен, мир построен. Тысячи последователей подхватили техноутопию о новом мире из бетона и стали. Уже ложились на бумаги проекты мартенов, домен, прокатных станов и тракторно-автомобильных «городов-садов». Приступили к строительству грандиозных каналов, «магниток», «днепрогэсов».
Зрелое творчество поэта воспевает идеал новорожденных: пьеса «Мистерия-буфф», поэмы «150 ООО ООО», «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!» и почти все стихотворения исполнены в мажорной тональности «левого марша». Но что-то в новом мире складывалось не по нотам оркестра из «флейт водосточных труб». Новой музыке недостает гармоничности, трагически нарастает ощущение порочности «города-сада», от стихотворения «Прозаседавшиеся» веет досадой, пьеса «Баня» раскаляет раздражение. К концу жизни у Маяковского нарастает ощущение несоответствия политической и социальной реальности вдохновлявшим его с отроческих лет высоким идеалам революции, в соответствии с которыми он строил всю свою жизнь — от одежды и походки до любви и творчества.
Комедии «Клоп» и «Баня» представляют собой сатиру с элементами антиутопии на обуржуазившееся общество, позабывшее о тех революционных ценностях, ради которых революционеры шли на баррикады. Внутренний конфликт с окружающей действительностью наступавшего «бронзового» советского века несомненно оказался самым важным из позывов, который подтолкнул поэта- бунтаря к последнему бунту против законов мироустройства — самоубийству. Этим актом Маяковский отрицает уже самого себя.
В незаконченной поэме «Во весь голос», ставшей его поэтическим завещанием, поэт-трибун убеждает читателя в искренности своих устремлений и вековечности избранного раз и навсегда пути: величие идей не разглядеть, стоя у фундамента эпохального монумента. Содеянное оценят только потомки из «коммунистического далека». Маяковский — наш, мы все отмечены его клеймом, хотим мы того или нет, потому что родились под пятиконечными кремлевскими звездами. А вот плохо это или хорошо — судить не нам, а нашим отдаленным потомкам.
