Великие переломы в истории страны заставляют писателей оглянуться в прошлое, чтобы лучше оценить настоящее и дать прогноз на будущее. Первая русская революция 1905-го года побудила русского философа и писателя Ивана Ильина пристально вглядеться в эпоху «воровства» Стеньки Разина. Писатель Шишков обратится к Емельяну Пугачеву. Алексея Толстого привлек образ «революционера сверху» — Петра Первого.
После торжественного возвращения из добровольной эмиграции в СССР перед Толстым распахиваются двери государственных архивов. «Граф и гражданин» с головой уходит в минувшие века, как будто не хочет замечать ничего вокруг. Он ведет богемную жизнь в перерывах творчества, но почти не бывает на «великих стройках социализма».
По свидетельству искусствоведа Ираклия Андронникова, Алексей Толстой в совершенстве владел «живым» русским языком 17-го века. Он жил и грезил той эпохой. Возможно, это была его капсула, в которой он от укрылся от строительства нового мира в СССР. Ведь ему выпало еще и нелегкое бремя быть «первым секретарем писательского ЦК». Возможно, в «костоломных» реформах Петра Великого писатель хотел найти оправдание социальным преобразованиях в СССР.
Мемуаристы пишут, что у Сталина в кабинете всегда находились книги по истории Византийской империи. Не зря, видимо, два гения советской эпохи — Сергей Эйзенштейн и Алексей Толстой — с энтузиазмом воссоздавали, один на экране, второй в литературе, образы Ивана Грозного и Петра Первого, дальних потомков византийских императоров, правда, по женской линии.
Роль личности в истории, влияние воли одного человека на судьбы целого народа Алексей Толстой видит, как и его великий однофамилец Лев Толстой, в воплощении народный чаяний. Творец истории — народ, все в его стихийной власти. Если на Россию пала гигантская тень Петра, значит, народ подсознательно хотел новой жизни. Старая уже тяготила его, реформы назрели, поэтому слом старой России Петром был исторически оправдан, так считает Алексей Толстой.
В его романе нет Симеона Полоцкого, первого и единственного русского учителя маленького Петруши, который учил его любви к святорусской традиции и православию. Зато ярче всех и чуть ли не с восхищением прописан Толстым образ швейцарского авантюриста Лефорта, духовного наставника юного Петра.
Композиционно повествование романа начинается с противопоставления закисших русских изб с пряничными домиками Кукуйской слободки. Царица Софья, самодержавно правившая семь лет, именуется царевной, регентшей при больном Иване и малолетнем Петре. Царь-реформатор Алексей Тишайший воспринимается как поборник многовекового застоя азиатской Московии, противопоставленной передовой Европе. О царе Феодо- ре Алексеевиче вообще ни слова в романе Толстого.
Русские люди, за исключением сторонников Петра, в романе все поголовно ретрограды, осоловевшие под колокольным звоном в застойной Москве. Стрелецкий бунт наносит непоправимую психическую травму мальчику-царю и грозит ему новыми бедами, а кукуйские наставники врачуют душевные раны и заботятся о безопасности юного государя в «потешной» Преображенской крепостце. Выбор Петра однозначен — рубить «окно в Европу» с помощью немцев, лишь там найти спасение от рутины русской истории и кровожадных стрельцов, подстрекаемых отсталыми боярами.
Алексей Николаевич Толстой с невероятной правдивостью рисует перед нами энтузиазм петровской эпохи, подарившей стране военные победы, предварившей научную славу Ломоносова и блага цивилизации. С таким же энтузиазмом советские люди выполняли свои первые пятилетки, крушили церкви, изгоняли старую профессуру. Они так же видели причину всех своих бед в старом русском укладе: стоит только избавиться от старины, как наступит всеобщее счастье и сытое изобилие, как на Западе, вот только снесем крест с последней церкви.
Царь-плотник строил корабли, чтобы потом из новой России сделать совершенный военный корабль, а безгласное население превратить в матросов, шустро мелькающих на вантах по свистку боцмана. Однако на каждое историческое действие есть противодействие. Царица Анна Иоанновна, племянница первого императора, начисто сгноит весь петровский флот, а через сто семьдесят лет самозванцы-капитаны расшибут Петров корабль на части о политические рифы, а народ-команду распустят доживать свой век без пенсии за выслугу лет и права носить мундир при старых регалиях.
Исторический роман Алексея Толстого «Петр Первый» для нас прежде всего значим тем, что в трагический для России 21-й сохранил для потомков чертежи и обводы того величественного корабля, который был построен великим «шкипером» земли Русской.
