В «Княжне Мери» принципиальная программа жизненного поведения доводится Печориным до логического конца — личная воля, не сдерживаемая вне ее лежащими критериями, становится абсолютно произвольной и разит с неотвратимой силой. И все это — несмотря на то, что нравственное чувство в Печорине не дремлет.
В «Княжне Мери» ни один персонаж не может противостоять Печорину, но все они раскрываются благодаря страшной игре, которую ведет герой. Угол зрения, избранный Лермонтовым в повествовании, позволяет одновременно добраться до сути каждого персонажа, не исключая главного героя. Здесь Печорин судит себя и других. Но здесь же он и наиболее активен. Жажда деятельности становится нормой его поведения.
Мысль Печорина в «Княжне Мери», а затем в «Фаталисте» совершает эту замену. Но в «Княжне Мери» еще господствует старая позиция, достигающая апогея и пришедшая к крушению, из которой вырастает новая идея или предчувствие идеи, смутное пока еще ощущение, чреватое решительными сдвигами в сознании и в жизненном поведении.
Благодаря своей эгоистической, но свободной воле Печорин разоблачает всякую фальшь, срывает маски, докапывается до сердцевины. Все герои проходят через печоринский анализ, и он никого не щадит, в том числе и самого себя. Герой наслаждается своим знанием людских пороков. Он прекрасно понимает, что чувства людей уже извращены, что под маской равнодушия и зла часто скрывается богатая душа, а под маской добродушия и внешнего лоска — лживая и мелочная натура. Каждое чувство требует проверки на истинность.
В Вернере, например, много поэзии, а он отъявленный скептик и материалист. «Обыкновенно, — замечает Печорин, — Вернер исподтишка насмехался над своими больными, но я не раз видел, как он плакал над умирающим солдатом». Как правило, истинные чувства, реальные побуждения, движущие людьми, глубоко запрятаны и не поддаются поверхностной расшифровке. Только анализ помогает выявить сложную внутреннюю мотивировку человеческого поведения. В современном Печорину человеке тщательно замурованы подлинные душевные порывы — положительные или отрицательные. Внешнее поведение строится на неписанных, но вошедших в плоть и кровь законах светских приличий, которые несовместимы с высокой нравственной нормой. Легко отгадать романтическую браваду Грушницкого, драпирующегося под разочарованного в жизни героя. Лермонтов не пытается скрыть насмешку и иронию. Журнал Печорина пестрит выражениями: «Грушницкий принял таинственный вид», «Грушницкий самодовольно улыбнулся», «У тебя всё шутки,- сказал он, показывая, будто сердит…», «…какой-то смешной восторг блистал в его глазах. Он крепко пожал мне руку и сказал трагическим голосом…» и т. д. Грушницкий говорит красиво и любит эффектные позы. Все это на поверхности. Но мало ли у людей мелких недостатков?
Любопытно, что и княжна Мери ненавидит Печорина, но содержание этой ненависти — оскорбленное светлое чувство любви, пробужденное Печориным в душе Мери, своеобразное проявление женской, человеческой гордости. Все герои, за исключением Веры, сначала не испытывают к Печорину никаких чувств, кроме равнодушия в разных его оттенках. Полное равнодушие, сквозь которое просвечивает, однако, заинтересованность, характерно для Вернера. Грушницкий сначала также равнодушен, но с примесью доброжелательности. Мери равнодушно встречает появление Печорина на водах и даже удивлена его дерзостью. В конце же романа все персонажи, кроме Веры, ненавидят Печорина. Даже Вернер, «против обыкновения», не протянул руки Печорину, хотя затем и готов «пожать ему руку»
В итоге Печорин остается абсолютно одиноким, всеми, хотя и по-разному, ненавидимый и презирающий себя сам. История душевных движений, переживаемых персонажами, последовательно проходит несколько стадий: от равнодушия или приятельства до полного разрыва с героем. Каждый из героев достигает кульминационного момента развития и каждый терпит крушение. Судьбы всех персонажей в конце концов исковерканы. Ни один герой не может преодолеть индивидуализм, который становится естественной нормой поведения в обществе. Ни как другой позиции, кроме индивидуализма, Лермонтов не видит. И в этом несомненная близость писателя своему герою, отмеченная Белинским и оцененная им как недостаток романа, и «Княжна Мери» в особенности, Лермонтов и в самом деле не находит никакого реального выхода из эгоистического тупика.
Свободная индивидуальная воля при этом утверждается как единственная перспективная позиция, миновать которую не может ни один персонаж. Только па почве внутренней духовной свободы можно начать движение либо в сторону более высокой нравственности, либо прийти к. полному человеческому крушению. Если Грушницкий оказывается на грани мысленного преступления, то с княжной Мери читатель расстается в момент, когда она занимает эгоистическую позицию. Слова «презрение» и «ненависть» становятся, как бы сигналом будущей жизненной программы. Мы не знаем, как именно повернется дальнейшая судьба княжны, но нам известно, что Печорин только «проявляет», доводит до логического конца суть духовного развития Мери. С той точки, в которой оставляет Лермонтов княжну, открываются два пути — или к новым, более высоким нравственным нормам, или к окостенению старых норм. Но обойти исходную позицию, принятую Печориным, не удается никому из героев.