Кульминационный эпизод поэмы — Полтавский бой — должен был быть особенно тщательно разработан Пушкиным в согласии с историческими источниками. Действительно, вся III песнь «Полтавы», вплоть до бегства Мазепы с Карлом, основана на известных автору описаниях — у Вольтера, у Голикова, в «Журнале Петра Великого» и др. Некоторые отрывки этих источников указаны Пушкиным в примечаниях к поэме. Общее сличение было однажды произведено Поливановым. Но указания самого Пушкина довольно случайны, а сопоставления Поливанова неполны и недостаточно конкретны. Ряд моментов должен быть отмечен: на них можно видеть, насколько точно следовал Пушкин своим материалам.
Изменение в состоянии русских войск от Нарвы до Полтавы, которое «злобясь, видит Карл могучий», чем открывается описание боя, было сравнительною формулою, очень распространенною в литературе о Северной войне, так же как и другая формула: Карл — «учитель» русских в «науке славы» — высказанная и в начале поэмы, и в ее заключении.
Столь же исторически обоснованна и та характеристика Карла XII, которую дает Мазепа накануне боя и которая возбудила такое недоумение у некоторых критиков. Сам поэт, в примечаниях к «Полтаве» (29-м и 30-м), указывает на Вольтера как на свой источник и цитирует несколько анекдотов из его «Истории Карла XII».
Гораздо интереснее, однако, общие черты характеристики Карла, столь иронически отмечаемые Мазепою: его упрямство, нетерпеливость, вера в судьбу, в свое счастье, оценка врага но своим прошлым успехам — все это Пушкин нашел в источниках. Вольтер, давая посмертную характеристику Карла, говорит: «Его твердость, обратившаяся в упрямство, была причиной его бедствий на Украине и задержала его на пять лет в Турции; его щедрость, выродившись в расточительность, разорила Швецию; его храбрость, доведенная до дерзости, стала причиною его смерти». Из религиозных убеждений сохранил он только «убеждение в безусловном предопределении, догмат, способствовавший его храбрости и оправдывавший его безрассудства». Несколько примеров такой веры шведского короля в свое «счастье» приведены Вольтером и повторены Голиковым. Последний, объясняя настойчивое желание Карла взять Полтаву, несмотря на потери, говорит, ссылаясь на венецианское издание истории Петра, что Карл «верил, что фортуна, которая против королей датского, польского и против русских войск у Нарвы ему предшествовала, никогда его совсем не оставит». «Карл XII верил также, — прибавляет он, — что все дела в свете происходят от счастия, и мнениям таковым научен он был из детства». Пушкин следовал им, когда вкладывал в уста Мазепы слова о Карле:
Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому счастью верит,
Он силы новые врага
Успехом прошлым только мерит…
(«Полтава», п. III, ст. 107—111)
Не противоречит его исторической характеристике и то, что
Как полк, вертеться он судьбу
Принудить хочет барабаном.
(Там же, ст. 105—106)
Карл весь подвластен своей личной судьбе, напрасно пытаясь казаться самостоятельным деятелем; Петр же — по позднейшему определению Пушкина — «мощный властелин судьбы», идущий к великой цели. И Пушкину в защиту от обвинений критики в неверном и тенденциозно приниженном изображении Карла не было в сущности даже надобности ссылаться на субъективное мнение разочаровавшегося в короле Мазепы: биографы Карла вполне подтверждали историческую объективность этой характеристики.
Перейдем к описанию Полтавского боя. Если стилистически оно следует (конечно, сознательно) традициям одической поэзии XVIII в., то в планировке и ходе рассказа, в описании боя с чисто военной стороны Пушкин был необычайно точен, стараясь здесь, в этом важнейшем эпизоде поэмы, следовать во всем указаниям своих исторических материалов, даже до мелочей. Основную схему боя дал ему хорошо им изученный «Журнал Петра Великого»; некоторые детали нашел он у Голикова; для картины заключительного триумфа использовал Вольтера. Все описание боя, занимающее в поэме 157 стихов, распадается на четыре части:
вступительный утренний бой—атака шведов и борьба за редуты (ст. 153—179);
перерыв в сражении, появление Петра и Карла перед войсками (ст. 180—228);
общее сражение — собственно «Полтавский бой» (ст. 229—252 и 293—300) с двумя вставными эпизодами — Палей и Мазепа на Полтавском поле (ст. 253—292);
заключение — торжество Петра (ст. 301—309).
Описание бегства Мазепы и Карла после боя, тесно сплетенное с романической фабулой поэмы, не представляет такого строгого следования источникам, хотя и опирается на них в своих исторических моментах. Сцена появления Петра и Карла перед войсками скомпанована Пушкиным из многих отрывочных упоминаний. «Журнал… Петра Великого» ничего не говорит об этом. Голиков относит речи царя к войскам к двум разным моментам: накануне сражения, июня, Петр, объезжая войска, трижды говорил речи перед разными корпусами своей армии.
Перечисление лиц, сопровождающих Петра, является также композицией Пушкина, так как его источник (Голиков) несколько иначе говорит о свите царя. Пушкин перечисляет главных военачальников, участвовавших в бою: фельдмаршал гр. Б. П. Шереметев и генерал кн. А. И. Репнин начальствовали центром, генерал-поручик Боур командовал конницей на правом крыле, генерал князь Меншиков — на левом, генерал-поручик Брюс был начальником всей артиллерии. Выбор этих имен определялся как их общим значением — и не только в Полтавском бою, но и вообще в качестве помощников Петра,— так и характерным для Петровской эпохи разнообразием их происхождения.
В картине «главной баталии» Пушкин руководствовался преимущественно «Журналом Петра Великого», дополняя его Голиковым.
Шведы, первые приближились к фронту российской армии, и мушкетный огонь разлился, как огненная река. Но страшные и беспрерывные молнии, сквозь тучи пыли и дыма сверкающие, и оглушающий гром и треск не приводил в расстройку обоих линий, и воины, заступая место убиваемых, стояли, как крепкие стены». И далее: «Штыки разъяренных солдат довершили победу… В исходе 9-го часа по полуночи видно было одно только страшное убийство бегущих шведов; кавалерия российская регулярная и нерегулярная продолжала преследовать их дотоле, доколе силы оставались у лошадей их. Все поля и леса вокруг Полтавы более, нежель на три мили, покрыты трупами шведскими и изменническими». Пушкин не только использовал «Журнал … Петра Великого» в примечании к поэме, где дал краткую выдержку из него, но и в описании боя очень сжато, но точно следовал обоим своим источникам.