Вы находитесь: Главная страница> Пушкин Александр> Литературные связи Пушкина с Одоевским

Сочинение на тему «Литературные связи Пушкина с Одоевским»

Материалом здесь должны служить более всего эпистолярные высказывания обоих писателей, относящиеся к их произведениям, а также некоторые мысли их критических статей. Почти все они — высказывания и статьи — относятся к периоду общей работы в «Современнике» — к 1836 г. В журнале Пушкина были напечатаны Одоевским две статьи: «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе» (кн. II) и «Как пишутся у нас романы» (кн. III). Обе они вызвали одобрительный отзыв Пушкина, желавшего сначала поместить их в одной (II) книге «Современника», и выделившего статью о «некоторых романах» (как он сам ее называет) в следующий том, вероятно, по техническим условиям, а также и по желанию самого Одоевского, заведовавшего составлением II книги журнала в отсутствие Пушкина. Статья «О вражде к просвещению» предназначалась Пушкиным для начала книги журнала («думаю 2 № начать статьею вашей, дельной, умной и сильной», — пишет он Одоевскому), следовательно, как передовая, программная. Отодвинутая в середину книги, она все же сохранила программное значение, будучи единственной в ней статьей общего теоретического характера.

Статья Одоевского должна была быть для Пушкина приемлемой и совпадала с его взглядами в своих главных утверждениях. Она не давала, конечно, полного выражения литературного направления «Современника»; но, говоря о современной литературе, Одоевский высказал ряд мыслей, которых Пушкин не мог не разделять. Одоевский в своей статье выступил о резким протестом против внесения в русскую литературу несвойственных ей, подражательных, заимствованных с Запада —- преимущественно из Франции — литературных жанров и тем: исторического романа, сделанного по пересказам и выдержкам из Карамзина, где «смотришь — русские имена, а та же французская мелодрама», и где древнерусские нравы, неизвестные сочинителям, списаны с нравов «нынешних извозчиков»; «нравственно-сатирического рода», который на Западе представляет собою «чудовищный род литературы, основанный на презрении к просвещению, исполненный ребяческих жалоб на несовершенство ума человеческого».

Вторая статья Одоевского — «Как пишутся у нас романы», отправляясь от частного случая — разбора трех вышедших в эти годы книг, — излагает его взгляды на теорию творчества, развивая и некоторые положения предыдущей статьи — о заманчивой «легкости», с которой, как принято думать, можно сочинять романы только потому, что автору, обладающему некоторой опытностью, хочется сообщить накопившиеся с годами наблюдения, передать виденное и слышанное, нанизывая все это на первую попавшуюсяфабулу:

«но таким образом нельзя произвести живого органического произведения, каким должен быть роман, ибо для романа нужно… немножко поэзии»

т. е. вдохновения, живого чувства, которое осветило бы для автора его героев и тему, заставило бы его пережить вместе с ними весь роман, создало бы из него органическое, стройное целое. Как общее теоретическое высказывание, статья не должна была идти в разрез с эстетическими взглядами Пушкина, хотя он и не формулировал их таким образом (если не считать ранних, середины 1820-х годов, заметок «о вдохновении и восторге», частью вошедших в «Отрывки из писем, мысли и замечания» 1827 г., и некоторых других).

Наконец, в написанной тогда же, в эпоху издания «Современника», но напечатанной лишь в 1864 г., статье «О нападениях Петербургских журналов на Русского поэта Пушкина», Одоевский выступил на защиту Пушкина-журналиста, с резким протестом против нападок «Северной пчелы» на поэта, якобы уронившего свой талант тем, что он унизился до журнальных распрей. Разоблачая истинную, чисто личную и материальную подкладку нападений «Северной пчелы», «Сына Отечества» и «Библиотеки для чтения», Одоевский указывает, насколько естественно и нужно именно Пушкину, «этой радости России», быть журналистом, иметь право на критический голос — право, данное ему и «его поэтическим талантом, и проницательностью его взгляда, и его начитанностью, далеко превышающею лексиконные познания большей части из наших журналистов». Эта статья особенно ярко показывает всю близость к Пушкину его собрата-журналиста, сотоварища по «Современнику» — Одоевского, высоко ставившего журнальную деятельность как форму общественного служения литературе и просвещению.

Как журналисты Пушкин с Одоевским выступали бок о бок и, разнясь лишь в оттенках, сходились вполне в основных теоретических воззрениях на современность и во взглядах на общих противников. Дело, однако, меняется, если из области журналистики, литературной критики и лирических посмертных обращений перейти в область практики художественного /творчества, к достижениям того и другого и прежде всего к художественным произведениям, помещенным Одоевским в «Современнике» или предназначавшимся для него.

В письме от начала апреля 1836 г., написанном незадолго до выхода I тома «Современника», Пушкин, выражая Одоевскому сожаление о том, что в номере «не будет ни одной строчки вашего пера» и сообщая свои намерения относительно будущего размещения в журнале художественных произведений Одоевского, пишет: «Разговор Недовольных не поместил я потому, что уже Сцены Гоголя были у меня напечатаны — и что вы могли друг другу повредить в эффекте».

Сцены Гоголя — это «Утро делового человека», напечатанное в I книге «Современника». «Разговор Недовольных», по-видимому, небольшая сцена, вошедшая в III том сочинений Одоевского, изданных в 1844 г., в отдел «смеси», под заглавием «Сцена из домашней жизни» и с датою (в оглавлении) «1838». Трудно решить, целиком ли вошло в собрание сочинений то, что предназначалось для «Современника»; но и композиция этого отрывка, и то, что в бумагах Одоевского, по-видимому, нет иных рукописных материалов, кроме оригинала напечатанного текста, заставляет думать, что сцена имеет вполне самостоятельное значение. Написанная в диалогической форме, она, однако, лишена драматического движения и представляет лишь схематическую, в сгущенных, даже гротескных тонах написанную сатирическую иллюстрацию к мыслям Одоевского — более общей, о лжи, господствующей в обществе, и о ложности общепринятых мнений о людях, и более частной, но очень серьезно его занимавшей, — об извращенном, доведенном до абсурда, понимании канцелярской деятельности современным чиновничеством. Ни драматического, ни психологического задания Одоевский здесь себе не ставил и не разрешал.

Наоборот, сцены Гоголя, представляющие, по его собственному признанию, отрывок из уничтоженной автором комедии «Владимир 3-ей степени», дают экспозицию комедии — главного героя ее с его окружением — и намек на завязку, в ряде бытовых диалогов. Обстановка, в которой развиваются сцены Гоголя, фигуры, вступающие в них, их интересы и психология те же, что и в сцене Одоевского, но подход обоих авторов совершенно противоположный: Гоголь, правда, сатирически, но объективно, зарисовывает ряд бытовых черт; Одоевский строит гиперболические образы, подчиненные авторским нравственно-теоретическим заданиям. Отсюда ясно, что оба отрывка,— притом почти равные по размеру,— могли, с точки зрения Пушкина, «повредить друг другу в эффекте»: в глазах поэта-издателя сцена Одоевского должна была побледнеть, пропасть рядом с Гоголевской; по существу же они принадлежали к двум разным направлениям, несовместимым в одной книге журнала по близости их тем.

Драматический род вообще не был свойствен Одоевскому; у него нет целых законченных пьес, представляющих собою драматическое единство в сюжетном и психологическом отношении, кроме разве довольно большой пьесы «Хорошее жалование, приличная квартира, стол, освещение и отопление», но и та в сущности представляет хронику в драматической форме, состоящую из ряда диалогических сцен, как бы иллюстрирующих подразумевающийся авторский текст.

Все же Одоевский охотно пользовался драматической формой, или в виде сократического диалога (в «Русских ночах»), где драматизм заключается не в сюжете, а в логически развивающейся мысли, в перипетиях обмена мнений и искания истины, причем отдельные моменты исканий отмечаются картинами-новеллами, или в виде драматической поэмы, где диалогические части дополняются обширными авторскими ремарками, дающими экспозицию и ведение действия, и вместе с тем служат лишь иллюстрацией к идеологическим построениям автора.