Несправедливость и неосновательность судейских подозрений Гринева оттенена Пушкиным в специально написанном эпизоде, в котором рассказывалось об отношении Гринева-отца к аресту своего сына. Военный, требовательный к себе человек и дворянин с развитым чувством чести, он, узнав об аресте, немедленно начал свое «следствие»: допросил свидетелей событий — Марью Ивановну и Савельича.
«Слух о моем аресте поразил всё мое семейство. Марья Ивановна так просто рассказала моим родителям о странном знакомстве моем с Пугачевым, что оно не только пе беспокоило их, но еще заставляло часто смеяться от чистого сердца. Батюшка пе хотел верить, чтобы я мог быть замешан в гнусном бунте, коего цель была ниспровержение престола и истребление дворянского рода. Он строго допросил Савельича. Дядька не утаил, что барин бывал в гостях у Емельки Пугачева и что-де злодей его таки жаловал; но клялся, что ни о какой измене он и не слыхивал. Старики успокоились и с нетерпением стали ждать благоприятных вестей».
Пушкин сознательно противопоставляет справедливое следствие, проведенное премьер-майором, несправедливому царскому суду. Не замечать этого противопоставления мы не имеем права. «Странное знакомство» своего сына с Пугачевым не обеспокоило строгого отца, «но еще и рассмешило». Приглашение на «пирушку» к Пугачеву — не преступление (угостил же Гринев Пугачева стаканом вина!). И это действительно так. Пушкин настойчиво подчеркивает мысль, что преступлением, заслуживающим наказания, является измена. Но «батюшка не хотел верить, чтобы я мог быть замешан в гнусном бунте». Не верил и был прав в своем доверии сыну — тот не служил Пугачеву.
Тем горше было полученное известие о приговоре суда. «Сей нежданный удар едва не убил отца моего. Он лишился обыкновенной своей твердости, и горесть его (обыкновенно немая) изливалась в горьких жалобах. «Как! — повторял он, выходя из себя. — Сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казии! От этого разве мне легче?»
Несправедливость решения суда Пушкин не только обосновал, но и наглядно это продемонстрировал. Оно противоречило фактам, опровергалось свидетелями Марьей Ивановной и Савельичем, невозможностью Гринева-отца поверить в измену своего сына и, наконец, его страданием, причиной которого был оговор сына.
Вот этот несправедливый приговор и попадает к Екатерине II. Вывод исследователя,— что «как глава дворянского государства Екатерина II должна осуществить правосудие и, следовательно, осудить Гринева»,— вызывает удивление. Почему это монарх, осуществляя правосудие, осуждает по доносу и оговору, а не пытается восстановить справедливость? Ответа на этот вопрос нет. Екатерина II действительно конфирмирует несправедливый приговор. В этом акте уже начало ответа на вопрос, зачем Пушкин ввел в роман образ Екатерины II: самодержавию но природе чужда справедливость. А в действиях Пугачева нет ничего подобного: Пугачев проявляет милость к Гриневу и сироте Маше Мироновой. И это было глубоко справедливым актом.
Однако ведь Екатерина II не только утверждает несправедливый приговор, она еще, по мнению многих исследователей, проявляет милость: из уважения к заслугам и преклонным летам Гринева-отца она отменяет казнь сына и отправляет его в Сибирь на вечное поселение. Какая же это милость — сослать в Сибирь безвинного человека? Но такова, по Пушкину, «милость» самодержцев, коренным образом отличающаяся от милости Пугачева, она противоречит справедливости и является на самом деле произволом монарха. Нужно ли напоминать, что Пушкин на своем личном опыте уже знал, к чему сводится милость Николая I. С полным основанием он писал о себе, что был «милостью окован». Естественно, нет в подобной милости человечности.
В таком изображении Екатерины II вскрывается намерение Пушкина противопоставить образу Пугачева, «мужицкого царя», образ правящей императрицы. Отсюда контрастность этих двух фигур. Милости Пугачева, основанной на справедливости, противопоставлена «милость» Екатерины, выражавшей произвол самодержавной власти.
Эту контрастность, как всегда, остро, художнически осознавала и воспринимала Марина Цветаева: «Контраст между чернотой Пугачева и ее (Екатерины II) белизной, его живостью и ее важностью, его веселой добротой и ее снисходительной, его мужичеством и ее хамством не мог не отвратить от нее детского сердца, и уже приверженного «злодею».
Цветаева не просто излагает свои впечатления,— она анализирует роман и тщательно аргументирует свой тезис о контрастности изображения Пугачева и Екатерины II и отношении Пушкина к этим антиподам: «На огневом фоне Пугачева — пожаров, грабежей, метелей, кибиток, пиров — эта в чепце и душегрейке, на скамейке, между всяких мостиков и листиков, представлялась мне огромной белой рыбой, белорыбицей и даже несоленой. (Основная черта Екатерины — удивительная пресность.)».
И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь (Пугачев, выводящий Марью Ивановну из темницы)».
«Извините меня,— сказала ода голосом еще более ласковым,— если я вмешиваюсь, но я бываю при дворе…»
Насколько царственнее в своих жестах мужик, именующий себя государем, чем государыня, выдающая себя за приживалку».
Ю. М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II. Конечно, Пушкин не создавал отрицательного образа Екатерины, не прибегал к сатирическим краскам. Но противостояние Пугачева и Екатерины II нужно Пушкину, такая композиция позволяла ему обнажать важные истины о природе самодержавия. Особенности изображения Пугачева и Екатерины II позволяют попять, на чьей стороне симпатии Пушкина. «Любит ли Пушкин в «Капитанской дочке» Екатерину?»— спрашивала Цветаева. И отвечала: «Не знаю. Он к ней почтителен. Он знал, что все это: белизна, доброта, полнота — вещи почтенные. Вот и почтил» .
Окончательный ответ на вопросы, зачем Пушкин ввел в роман образ Екатерины и как изобразил ее, дает последняя сцена — встреча Маши Мироновой с императрицей в Царскосельском саду. Здесь читатель узнает истинные причины, по которым Екатерина признала Гринева невиновным. Но сцена эта важна не только для понимания образа Екатерины: во время свидания окончательно раскрывается характер капитанской дочки и завершается любовная линия романа, поскольку именно Маша Миронова отстояла свое счастье.