Вы находитесь: Главная страница> Мандельштам Осип> "Мир вещей" в поэзии О. Мандельштама

Сочинение на тему ««Мир вещей» в поэзии О. Мандельштама»

«Мир вещей» занимает особое место в поэзии Мандельштама. Поскольку он принадлежал к акмеистам, то каждому слову придавал особое значение, ведь оно было тем «камнем» (название первого поэтического сборника Мандельштама), из которого, наряду с другими словами, слагалось здание поэзии. Подобное отношение к слову свойственно раннему Мандельштаму. До некоторых пор слово для пего имело лишь то значение, которое описывало данный предмет. Позже воззрения изменились, и слово стало многофункциональным, имеющим множество значений.

Характерно, что у поэта много стихов разных лет, которые носят названия разнообразных, порой самых неожиданных предметов: «Рояль», «Раковина», «Шарманка», «Зверинец», «Колосья», «Чернозем». Нельзя отрицать, что у других поэтов тоже немало стихотворений с подобными названиями, а у Мандельштама большинство произведений безымянны, но, тем не менее, мир вещей всегда играл для него особую роль. Он относился к предметам так же трепетно, как иной поэт к чувствам, лицам или пейзажам.

Метафоры Мандельштама бесподобны. Например, в стихотворении «На перламутровый челнок…» движения рук сравниваются с приливами и отливами, ладонь — с раковиной. Эта яркая образность, на первый взгляд уводящая в некий нереальный мир, на самом деле позволяет видеть, и видеть отчетливо, то, о чем идет речь.

В некоторых стихах Мандельштам пользуется прямо противоположным приемом: сравнение каких-то умозрительных или вполне реальных, но далеких от «мира вещей» понятий с обыденными предметами. Сравнение, которое могло прийти в голову только поэтически мыслящему человеку: «Нет, не луна, а светлый циферблат».

Есть еще один прием у Мандельштама: одушевление предметов («Рояль»). В названном стихотворении рояль уподобляется Голиафу, называется «звуколюбцем» и «душемучителем». То есть обычная в нашем понимании вещь у Мандельштама приобретает вполне человеческие черты, в «мертвый» предмет вкладывается душа. Но такое стихотворение — исключение. Обычно поэт не говорит об одушевлении предметов столь прямолинейно, и все же вещи у пего — живые, они вплетаются в течение живой жизни, существуют и умирают.

Ранней лирике Мандельштама свойственно восприятие слова как камня, строительного материала, как уже было упомянуто. С годами поэт меняет свое отношение. Теперь слово для него не просто четкое определение какого-либо понятия, а одушевленное существо, которое обладает достаточной степенью свободы. Одно слово может определять не конкретно ту вещь, которую и обозначает по общепринятым понятиям, но обозначать целую совокупность предметов. Слово само определяет то единственное значение, которое оно сейчас примет, то сеть у нею есть право выбора, оно может жить в той или иной вещи как душа, вселяющаяся в выбранное ею тело.

В связи с э той повой точкой зрения на поэтическое творчество Мандельштам размышлял о таинстве создания стихотворения в целом. Он пришел к выводу, что стихотворение, еще до его физического воплощения на бумаге, живет «слепком формы» и звучит. Звучание, музыка занимали особое место в жизни Мандельштама и были непосредственно и очень прочно связаны с «миром вещей». Каждое стихотворение для автора имеет собственный неповторимый оттенок звучания. Если внимательный читатель вслушается в стихи, то он тоже сможет услышать музыку, которая неотъемлема от лирики Мандельштама. Нетрудно предположить, что он считал свою профессию сродни профессии композитора. Он писал свои творения, как пишут музыку, вместо нот используя слова. Недаром в его лирике часто встречаются посвящения таким великим мастерам, как Бах, Бетховен, Моцарт, Шуман. Это дань уважения и признательности.

Возвращаясь к теме «мира вещей», нужно заметить, что поздний Мандельштам, несмотря на трансформацию своей концепции о слове, продолжал одушевлять предметы, пользуясь самыми неожиданными эпитетами (например, стихотворение «Я видел озеро, стоявшее отвесно»). Появляются яркие слова-описания: мальчишка-океан (который обычно, если и сравнивают, то с кем-то седым, древним), город-сверчок (тоже необычно: огромный населенный пункт, и вдруг — сравнивается с маленьким насекомым). «Действия» предметов тоже неординарны: озеро «встает отвесно», рыбы «строят дом», скала «вздыхает башнями», песчаник «восстает», океан «швыряет в облака чашками воды». Образность раннего Мандельштама отточена, стала еще верней, ярче.

А в стихотворении «Кувшин», например, автор прямо обращается к этому предмету. Самое удивительное, что читатель не видит в подобном одушевлении ничего из ряда вон выходящего. Все воспринимается абсолютно естественно, но, благодаря неповторимой художественной манере, — верно, без искажений.

Мандельштам — один из тех авторов, которые сумели оживить «мир вещей», сделав это непринужденно и легко. В числе прочих его заслуг это обстоятельство служит залогом того, что Мандельштам всегда будет интересен широкому кругу читателей — от молодых до старых.