Простой кавказский офицер Максим Максимыч оказывается ближе к естественному миру, но дальше от цивилизованной жизни; он привык к природе, обычаям, правам горцев, знает их хитрости и повадки, но ему крайне неуютно в непонятном печоринском окружении. Он знает, как вести себя с Казбичем, с Азаматом, с Бэлой, с горцами, осетинами, кабардинцами и татарами, но русский человек — Печорин — для него странен. В «Тамани» функция Максим Максимыча отчасти доверена десятнику, отчасти «черноморскому уряднику». Оба предупреждают о грозящей опасности. Но ни Максим Максимычу, ни десятнику, ни уряднику не дано проникать в глубь вещей, предотвращать трагические и трагикомические события, поскольку они далеки от извращенной социальностью психологии главного героя. Дальше поверхности вещей они не проникают, хотя им свойственно смутное ощущение неблагополучия, внутренней конфликтности жизни.
Исцеление героя от «скуки», от индивидуализма невозможно, таким образом, пи в результате перенесения простого человека в цивилизованный мир, ни вследствие погружения героя в простую, естественную Жизнь. Здесь гибель одинаково поджидает либо простого человека, либо героя. К тому же сам естественный мир теряет свою былую чистоту, его ожидает закономерное крушение. Не только герой не может ужиться с простыми людьми, но и простые люди не приемлют героя. Герой не только подавляет их своей волей, но и оказывается слабым, неспособным к естественной жизни. У Пушкина Алеко остается «гордым человеком». Его изгоняют из нецивилизованного мира, но он не слаб. У Лермонтова гордость Печорина сочетается уже с признанием не только внутренней неполноценности, но и личной слабости героя.
Однако в привычном окружении, в цивилизованном обществе герой демонстрирует всю силу своих способностей. Здесь он господствующее лицо, здесь ему понятно и доступно любое тайное желание, и он легко предсказывает события и последовательно осуществляет свои планы. Ему все удается, и сама судьба, казалось бы, помогает ему. Печорин заставляет каждого человека приоткрыть лицо, сбросить маску, обнажить душу. Но одновременно и он приходит к поискам новых стимулов жизненного поведения, новых нравственных норм, потому что старые, принятые им добровольно, уже не удовлетворяют его. Раскрывая собственную душу, Печорин неумолимо приближается к отрицанию эгоистической позиции, этого исходного и программного принципа своего жизненного поведения. Значение «Бэлы» и «Тамани» в системе романа определяется и этой стороной философской мысли автора.
Если Печорин осознал, что единственная перспективная позиция — свободное проявление индивидуалистической воли, то после «Бэлы» и «Тамани» для него совершенно отчетливо предстала и другая идея — ни в какой иной действительности, кроме существующей, нет пути к более высоким нравственным принципам. Всякие мечты о возвращении в лоно естественной, простой жизни не что иное, как идиллия и сладкая, невыполнимая утопия. Только на почве этой трагически несовершенной и вместе с тем дающей подлинное наслаждение реальной жизни (а Печорин извлекает не одни лишь горькие истины, но переживает и моменты подъема духа) может быть достигнута искомая им гармония личных страстей и всеобщих интересов. Однако, прежде чем подвести героя к новым идеям, возникающим из пережитого им наблюдения над действительностью, Лермонтов сначала сопоставляет Печорина с Максим Максимычем — русским офицером-кавказцем, принадлежащим к простым людям, а затем бросает его в жизнь привычного ему «водяного общества».
Положение повести «Максим Максимыч» между «Бэлой» и «Таманью» художественно вполне оправдано. После того как Максим Максимыч рассказал о Печорине случайному попутчику, естественно было увидеть фигуру Максим Максимыча глазами духовно близкого к Печорину человека и посмотреть на самого Печорина со стороны родственного ему сознания. Очерк «Максим Максимыч» венчает аттестацию героя двумя различными людьми, один из которых сходен с Печориным, другой же противоположен и Печорину и рассказчику. Вслед за очерком «Максим Максимыч» слово предоставляется самому герою. Есть, однако, еще очень важная художественная задача, решаемая Лермонтовым подобной композицией.
В «Бэле» Максим Максимыч рассказывает о простом мире горцев, но и в русской жизни существовал естественный мир, который был чужд Печорину. Максим Максимыч — полномочный представитель этого мира. В сферу печоринского сознания мир Максим Максимыча не допускается, но интерес к штабс-капитану несомненен как у Печорина, так и у рассказчика. В истории с Бэлой Максим Максимыч остается в тени: предметом внимания Печорина становится Бэла. Характеристика Максим Максимыча доверена в основном рассказчику. Но, поскольку сознание рассказчика близко сознанию Печорина, читатель может реально представить себе суть отношения героя к простому русскому человеку. Тем самым отчасти снимается то обидное невнимание Печорина к штабс-капитану, которое еще раз обнажает невозможность для героя встать на точку зрения простого человека или погрузиться в естественный мир.
Печорин находится на той ступени нравственного сознания, когда естественная, по наивная цельность Максим Максимыча уже чужда и во многом противоположна его интеллектуально развившейся, но лишенной цельности натуре. Между Максим Максимычем и Печориным лежит глубокая пропасть. Она-то и разделяет Печорина, уже сознающего несовершенство мира и пытающегося найти выход, и Максим Максимыча, еще не дошедшего до сознания внутренней противоречивости бытия, но замечающего его странность. Изначальная патриархальность Максим Максимыча, его стремление к естественной простоте тоже гибнут, и гибель их одновременно и смешна и трагична. На одном полюсе неумолимо рушится освященный вековыми традициями наивный цельный мир, а на другом накапливается волевая энергия интеллектуального героя, в котором растет неудовлетворенность собственной жизнью и распадом с простыми истинами. Максим Максимыч уходит из романа, но не навсегда. Ценности, которыми он дорожит и которых является носителем, вспомнятся Печорину в «Фаталисте». Однако мир, представленный сознаниями Бэлы и Максим Максимыча, исчезает безвозвратно и неумолимо. С позиций Максим Максимыча и на почве, породившей его понимание жизни, нельзя решить сложные вопросы бытия.
Прощание рассказчика с Максим Максимычем напоминает прощание Печорина со штабс-капитаном «Мы простились довольно сухо». Рассказчик готов оправдать Печорина, а Максим Максимыч не замедлил объединить рассказчика с Печориным, обращая к нему те же упреки «Что ему во мне? Я не богат, не типовой, да и по летам совсем ему не пара…». После этих явных сближений Печорина и рассказчика не удивительно, что и Печорину и рассказчику показалась наивной и смешной фигура штабс-капитана. Печорин даже на прощание обнял его «дружески», а рассказчик резюмировал: «в его досаде было что-то детское; мне стало смешно и жалко…