Мне трудно предположить, какого мнения великий русский поэт Лермонтов был бы о нашем поколении первой половины двадцать первого века. Двести лет назад он с печалью глядел на свое поколение и предрекал ему пустое и темное грядущее. Но Россия до сих пор не умерла вопреки всем прогнозам. Возможно, какая-то маленькая толика надежды осталась и для героев нашего времени. Как видим из опыта Лермонтова, полагаться на прогнозы одного человека — безнадежное дело. У истории в запасе всегда имеются выигрышные ходы, которые не дадут пропасть народу в самой безысходной, казалось бы, ситуации. Но вернемся к нравственности героев романа Михаила Юрьевича Лермонтова.
Я вижу только одного из них, кого можно назвать нравственным в полном смысле слова. Зовут его Максим Максимыч, вечный «взводный ванька», как говорят сейчас, без квартиры, без денег, без перспектив по службе. Я пять лет прослужил в армии и видел многих «Максим Максимычей». Больше всего такие «герои» не любят, чтобы их жалели, потому что в чужой жалости не нуждаются и сами редко ее имеют. Думается мне, на таких служаках стоит не только армия, но и вся наша жизнь. У кого-то в душе горят переживания, кому-то жить не дают возвышенные устремления, у одних душевная ломка, у других — непрерывная работа над собой. А Максим Максимыч заступает в наряд или на боевое дежурство, всю ночь корпит над самолетной турбиной или ремонтирует двигатель ганка. Утром командование похвалит танкиста за отличную стрельбу, поощрит летчика за фигуры высшего пилотажа, отметит слаженную работу расчета зенитно- ракетного комплекса, а про ночные бдения Максима Максимы- ча не вспомнят. Таких убивают и ранят в афганских горах, в Чечне, они валяются годами по госпиталям и увольняются со службы без удостоверения участника войны. На это наш Максим Мак- симыч не обижается. Его больней ранит человеческая неблагодарность на бытовом уровне: болит душа за судьбу бедняжки Бэлы, жалко ему по-своему и горцев, с которыми приходится воевать за чьи-то интересы, и русских офицеров. Мы слишком редко замечаем благородство именно таких героев, увлекаясь яркими личностями.
Но и не стоит, по-моему, из Максима Максимыча делать икону. Ведь он велит наделать пыжей из тетрадей Печорина, не разбираясь, что в них написано. Смог бы такой «герой» и заворачивать селедку в нотные листки самого Баха. Максим Макси- мыч, собственно говоря, вовсе не горой в романе Лермонтова или нашей жизни. Он — потерянная совесть Печорина, его тень. Сам по себе он мало что значит, ведь тени не бывает без объекта, который ее отбрасывает. Вместе с тем он и наша общенародная совесть, пусть мы и не любим въедливых замечаний такого Максимыча и его вечного брюзжания о том, что жить нужно по совести и помнить старую дружбу.
