Здесь читатель узнает истинные причины, по которым Екатерина признала Гринева невиновным. Но сцена эта важна не только для понимания образа Екатерины: во время свидания окончательно раскрывается характер капитанской дочки и завершается любовная линия романа, поскольку именно Маша Миронова отстояла свое счастье.
Для понимания этой принципиально важной сцены нужно помнить, что она написана с расчетом на эффект присутствия читателя: Марья Ивановна, например, не знает, что беседует с императрицей, а читатель уже догадывается; «дама» обвиняет Гринева в измене, но читатель отлично знает, что .обвинение это ни на чем не основано. Этот прием Пушкин счел нужным обнаружить: и решительный момент беседы он сообщает: Маша Миронова «с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю».
Диалог Маши и Екатерины II внутренне сложен, он совмещает в себе разные функции и потому обладает огромной идейной содержательностью. Оба участника заранее подготовлены Пушкиным к диалогу, их поведение — запрограммировано. Маша — просительница, скромная, робкая девушка, решившаяся во имя любви обратиться за милостью к императрице. Императрица выписана согласно официальной версии — портрету Боровиковского — добрая, милая женщина, пожилая дама, ласково взирающая на людей. Тем самым создана преддиалогическая ситуация — просительница беседует с милой и отзывчивой дамой. Диалог потому построек на коротких репликах — дама спрашивает, Маша отвечает.
Одна просит, другая проявляет участие. Диалог характеризует каждого участника в заранее заданном ключе « — Вы верно не здешние? — сказала она,
— Точно так-с: я вчера только приехала из провинции
— Вы приехали с вашими родными?
— Никак нет-с. Я приехала одна.
— Одна! Но вы так еще молоды.
— У меня нет ни отца, ни матери.
— Вы здесь конечно по каким-нибудь делам?
— Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне.
— Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?
— Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия».
Диалог характеризует каждый заданный образ, оказывается иллюстрацией к известному. Дама, узнав, что просительница — сирота, дочь капитана Миронова, казненного Пугачевым, «казалось, была тронута». Она предлагает свою помощь и читает прошение Маши. Пушкин создает еще одну чрезвычайную ситуацию, поручая Гриневу запротоколировать (со слов Маши Мироновой) все происходящее: «Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному». Изменение лица дамы сказывается на течении диалога, который вдруг обретает остро драматический характер, становится конфликтным.
Пушкину очень важно подчеркнуть мысль, что, даже надев маску частного человека, Екатерина не оказывалась способной смирить в себе императрицу. « — Вы просите за Гринева? — сказала дама с холодным видом.- Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу. Примером поразительной глухоты к пушкинскому тексту, пушкинскому слову является парадоксальная статья С. Лурье «Ирония и судьба» (Заметки о «Капитанской дочке» Л. С. Пушкина). В ней «повесть» объявляется «произведением таинственным». «Невозможно узнать вполне намерения автора, понять его взгляд на происходящее, услышать его голос». Пушкин «доверил повествование Гриневу», но «доверенность эта неполная» — «он дергает за нитки, управляя персонажами». В
Отповедь дамы полностью подтверждает принципиально несправедливое правосудие императрицы. Утверждение приговора Екатериной II и безапелляционно оскорбительное объявление «дамой» (частным человеком) Гринева «вредным негодяем» находятся в одном ряду. Пушкин сознательно уравнивает действия императрицы и «человека».
Диалог Марьи Ивановны с Екатериной II достигает — после этой отповеди «дамы» — кульминации: капитанская дочка неожиданно для себя — возражает «даме», уличает ее во лжи:
«- Ах, неправда! — вскрикнула Марья Ивановна.
— Как неправда! — возразила дама, вся вспыхнув.
— Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю всё, я всё вам расскажу».
Диалог, превратившись в спор, обрел новое качество, сделался способным являть спорящих такими, какие они по сути своей есть. Диалог уже не иллюстрирует известное, но открывает новые и истинные лица Маши Мироновой и Екатерины II. Капитанская дочка из робкой просительницы превращается в отважную защитницу справедливости. Она смело отстаивает свою веру, свою правду, обнаруживая в себе неизвестную ей дотоле силу характера. На ее личности мы видим как бы отсвет тех великих событий, которые разрушили ее смиренность и покорность.
С Екатерины II слетает официальная маска милой дамы — перед читателем является характер властной императрицы, не терпящей чьего-либо свободного мнения, не допускающей возражений. Вспышка гнева («- Как неправда! — возразила дама, вся вспыхнув») раскрыла истинный характер самодержицы российской.
Ход дальнейших событий оправдан всем течением сюжета. Ложность мнения Екатерины II точно известна читателю романа — ведь действительно Гринев не «приставал к самозванцу», не изменял присяге, оставался верным долгу на всем протяжении восстания.
Знающий истину читатель не случайно упомянут в этой сцене — он призван быть свидетелем, перед которым императрица оказалась принужденной держать ответ. Что ей оставалось делать? Настаивать на несправедливом своем приговоре? Но в создавшихся условиях это выглядело бы проявлением безрассудного деспотизма.
Подобное изображение Екатерины противоречило бы правде истории, И Пушкин не мог пойти на это. Ему же важно было другое: показать сначала несправедливость осуждения Гринева и демагогического по существу помилования его Екатериной II, а потом — вынужденное исправление ею своей ошибки.
Марью Ивановну вызывают во дворец. «Дама», представшая уже в образе императрицы Екатерины II, сказала: «Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха». Заявление это примечательно. Сама Екатерина II признается, что она освобождает Гринева потому, что он невиновен. А его невиновность доказана Машей Мироновой, и эта истина подтверждена читателем. Поэтому исправление ошибки не есть милость. Милость Екатерине II приписали пушкинисты. В действительности честь освобождения невиновного Гринева принадлежит капитанской дочке. Она не согласилась не только с приговором суда, но и с решением Екатерины II заменить Гриневу казнь вечной ссылкой в Сибирь. Она отважилась поехать в столицу, чтобы лично просить императрицу о помиловании осужденного ею Гринева. Но обстоятельства сложились так, что она оказалась вынужденной просить не о милости, но отстаивать справедливость.
Маша Миронова вступила в поединок и выиграла его. Приписывая милость Екатерине II, исследователи обедняют образ капитанской дочки, отнимая у нее главный в ее жизни поступок. Она в романе была «страдательным» лицом, верной дочерью своего отца, усвоившей его мораль покорности и послушания. «Чудные обстоятельства» не только подарили ей счастье соединения с любимым — они обновили ее душу, ее жизненные принципы.