Вы находитесь: Главная страница> Фет Афанасий> Образ любви воспоминания в лирике Афанасия Фета

Сочинение на тему «Образ любви воспоминания в лирике Афанасия Фета»

Любовная лирика Фета представляет собою весьма уникальное явление, так как практически вся обращена к одной женщине — безвременно ушедшей из жизни возлюбленной Фета Марии Лазич, и это придает ей особый эмоциональный колорит. Мария Лазич погибла в 1850 году, и более сорока лет, что поэт прожил без нее, были наполнены горькими воспоминаниями о его «сгоревшей любви». Причем эта традиционная для обозначения ушедшего чувства метафора в сознании и лирике Фета наполнялась вполне реальным и потому еще более страшным содержанием: В последний раз твой образ милый Дерзаю мысленно ласкать, Будить мечту сердечной силой И с негой робкой и унылой Твою любовь воспоминать… То, что не смогла соединить судьба, соединила поэзия, и в своих стихах Фет вновь и вновь обращается к своей возлюбленной как к живому, внимающему ему с любовью существу: Как гений ты, нежданный, стройный, С небес слетела мне светла, Смирила ум мой беспокойный, На лик свой очи привлекла. Стихотворения этой группы отличаются особым эмоциональным колоритом: они наполнены радостью, упоением, восторгом. Здесь господствует образ любви-переживания, зачастую слитый с образом природы, которая помогает лирическому герою выразить всю полноту радости восприятия бытия: Какое счастие: и ночь, и мы одни! Река — как зеркало и вся блестит звездами; А там-то… голову закинь-ка да взгляни: Какая глубина и чистота над нами! Стихотворение представляет собою часть того лирического диалога, который поэт ведет со своей возлюбленной: оно наполнено восклицаниями, обращениями, риторическими вопросами. Любовь возвращается к поэту не только в образах природы, в блеске звезд, сиянии реки, но и в звуках музыки. Когда-то гастролировавший в Елисаветграде Ференц Лист, восхищенный игрой Марии Лазич, написал ей в альбом музыкальную строку дивной красоты, которая и навеяла Фету следующее: Какие-то носятся звуки И льнут к моему изголовью. Полны они томной разлуки, Дрожат небывалой любовью. Любовь возвращается в снах: И снится мне, что ты встала из гроба, Такой же, какой ты с земли отлетела, И снится, снится: мы молоды оба, И ты взглянула, как прежде глядела.
О своей любви грезит поэт и в бессонные ночи: В долгие ночи, как вежды на сон не сомкнуты, Чудные душу порой посещают минуты. Дух окрылен, никакая не мучит утрата, В дальней звезде отгадал бы отбывшего брата! Близкой души предо мною все ясны изгибы: Видишь, как были, — и видишь, как быть мы Могли бы! Память о любви настолько сильна в душе поэта, что и через сорок лет после гибели возлюбленной он создает стихи, поражающие силой и свежестью чувства: И опять в полусвете ночном Средь веревок, натянутых туго, На доске этой шаткой вдвоем Мы стоим и бросаем друг друга. Правда, это игра, и притом Может выйти игра роковая, Но и жизнью играть нам вдвоем — Это счастье, мое дорогая! В стихах Фета постоянно звучит мотив возвращения -возвращения к прошлым дням, наполненным восторгом любви, возвращения к молодости, к весне жизни: В уединении забудусь ли порою, Ресницы ли мечта смежает мне, как сон, — Ты, ты опять стоишь передо мною, Моих весенних дней сияньем окружен. Другая группа стихотворений имеет совершенно иную эмоциональную окраску. Здесь доминирует образ любви-воспоминания. Чем дальше во времени отходит от прошлого поэт, тем сильнее и явственнее проявляется этот образ в его памяти и в его жизни, становясь «вторым я» — именно так переводится название стихотворения «Alter ego»: Как лилия глядится в нагорный ручей, Ты стояла над первою песней моей, И была ли при этом победа, и чья: .У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья? Пожалуй, любовная лирика Фета — это единственная область творчества поэта, в которой нашли отражение его жизненные впечатления. Наверное, потому стихи о любви так отличаются от тех, что посвящены природе. В них нет той радости, ощущения счастья жизни, которое мы увидим в пейзажной лирике Фета. Как писал Л. Озеров, «любовная лирика Фета — самая воспаленная зона его переживаний. Здесь он не боится ничего: ни самоосуждения, ни проклятий со стороны, ни прямой речи, ни косвенной, ни форте, ни пианиссимо».