Поэма, посвященная прославлению идей подлинного патриотизма, беззаветного служения родине, пожертвования собою и всем своим личным во имя общего, во имя будущего своего народа, — идей, выраженных в образе Петра, — отнюдь не являлась восхвалением Николая и даже не содержала никаких аналогий между ним и Петром. Поэма была историко-философской и политической программой деятельности, примером и указанием царю. Она показывала, в образе Петра, каким должен быть государственный деятель для того, чтобы иметь право на благодарную память потомства, на памятник, не вылитый из меди и который можно «перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок», — но памятник, утвержденный «в гражданстве северной державы, в ее воинственной судьбе», а также в творениях поэта, которые, по словам Белинского, «образуют собою самую дивную, самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений великого национального поэта».
В дальнейшем развитии его отношений к Николаю I «образец», данный поэтом царю, все более становился противопоставлением, теряя последние черты аналогии. Но в правительственных кругах «Полтава» была принята прежде всего как аналогия, и принята поэтому «благосклонно», и это — в связи с обстоятельствами якобы «поспешного», торопливого создания поэмы — породило впоследствии легенду о том, будто Пушкин преследовал в «Полтаве» определенную цель — примирения с правительством в острый момент следствия об авторстве «Гавриилиады». Лживость этой легенды теперь не нуждается в доказательствах: все известные нам обстоятельства общеисторического, литературного и лично-биографического свойства, обусловившие создание «Полтавы» и сопутствовавшие ему, показывают нам, насколько естественным и органичным этапом творческого пути Пушкина было написание этой поэмы.
Образ Петра I начиная со «Стансов» 1826 г. прочно входит в творчество Пушкина. Еще до создания «Полтавы», менее чем за год до начала работы над героической поэмой, он замышляет роман, посвященный Петровской эпохе и одному из сподвижников Петра. — прадеду поэта Абраму Петровичу Ганнибалу, — «Арап Петра Великого». Экзотическая личность и необычайно сложная биография «царского арапа» с юношеских лет привлекали внимание Пушкина. Изображение его в романе давало возможность поэту-романисту представить и Петровскую эпоху (собственно, последние годы жизни Петра), и самого преобразователя как центрального исторического героя, от кого зависит судьба всей «преображенной» им России, и личные судьбы действительных и вымышленных персонажей романа: самого арапа, его невесты (в будущем, очевидно, жены) Натальи Ржевской, его потенциального антагониста, стрелецкого сына и петровского офицера Валериапа. Петр является центром, объединяющим сюжетные линии и основных действующих лиц. При этом роман в уже написанных главах содержит ярко контрастные изображения блестящего и беззаботного Парижа эпохи Регентства — и Петровской России, этой «огромной мастеровой», «где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом»,— и столь же контрастные изображения старых бояр, скрытых, но уже бессильных врагов Петра и его преобразований, и новых, петровских людей, начиная с самого арапа. Мы можем предвидеть, предположить основную сюжетную линию и конфликты, вытекающие из взаимоотношений персонажей, включая и парижскую связь с графиней Д.
Но роман остался неоконченным. Работа над ним прервалась, по-видимому, осенью 1827 г., а с весны следующего года, когда стал осуществляться замысел «Полтавы», он был вовсе оставлен. Чем был вызван отказ Пушкина от его продолжения? Существуют разные, более или менее удачные домыслы об этом старых и новых литературоведов.91 Но в общем нужно думать, что к этому было несколько взаимно связанных причин. Постараемся их сформулировать.
Прежде всего, уже до начала работы над романом Пушкин, по-видимому, имел немецкую биографию Ганнибала, перевод которой он записал в 1825—1827 гг. Зная ее, он должен был почувствовать затруднения, возникавшие для него в дальнейшем построении романа, вследствие слишком значительных отступлений от подлинной биографии его прадеда, введенных в роман (напр., женитьба арапа передвинута на много лет — с 1731 на 1723 г., причем-общественное положение невесты коренным образом изменено). Еще более существенно то, что образ Петра I обрисован лишь с одной стороны — как хозяина и мирного распорядителя «мастеровой» России, покровителя своих ближайших сотрудников, в чью личную и семейную жизнь он властно вмешивается. Такая трактовка, вполне соответствующая принципам исторического письма в романах Вальтера Скотта, едва ли, однако, могла удовлетворить задачам, которые ставил себе сам Пушкин, желая изобразить Петра и его бурную эпоху.
К тому же — и это, пожалуй, главное — последние годы жизни Петра не могли дать материала для изображения борьбы царя с противниками ого деятельности: такого материала не давали ни глухой, домашний ропот «старинных» бояр, Лыковых и Ржевских, ни чисто личная вражда, намечающаяся в романе между Ганнибалом и возлюбленным его невесты Натальи Ржевской — стрелецким сыном Валерианом. Продолжить же биографический роман о своем предке за пределы жизни Петра — после января 1725 года — значило бы вступить в период служебных неудач арапа, связанных с дворцовыми интригами и переворотами, что, очевидно, не могло входить в намерения Пушкина. По этим-то, вероятно, соображениям он, бросив свой роман, обратился к другой стороне деятельности Петра Великого — к героической борьбе преобразованной им России с ее подлинными и опаснейшими врагами — Карлом XII и Мазепой. Этот новый путь, избранный им, привел и к замене прозаического романа исторической поэмой совершенно нового типа — к созданию «Полтавы».