я
себя
смирял,
становясь
На горло собственной песне В. В. Маяковский.
«Во весь голос»
Николая Гавриловича Чернышевского можно называть пи¬сателем, публицистом, общественным деятелем, пламенным революционером. И все это правда: «Поэт в России — больше чем поэт». Жизнь его была насыщена активной работой мысли, поиском ответов на болезненные вопросы современности. В ос¬нове характера Н. Г. Чернышевского я вижу любовь к людям, честность и жажду справедливости. Всю жизнь он ходил по лез¬вию ножа: знал, что за ним ведут охоту карательные органы, но все равно продолжал свою работу против существующей влас¬ти. Даже тогда, когда уже было ясно, что его вот-вот арестуют, Чернышевский не уехал из России, как это сделали Герцен, Ога¬рев и многие другие. Почему? Может потому, что это была его личная дорога на Голгофу? Я думаю, он считал, что, единожды ступив на эту дорогу, человек делает свой выбор и должен пройти этот путь самоотречения и страданий до конца. Власти аресто¬вали писателя 7 июля 1862 года, признав, что его слово не менее опасно для них, чем оружие. Тюрьма, гражданская казнь, катор¬га, ссылка и смерть — последний путь длиной в двадцать восемь лет. Путь бескомпромиссный, честный и славный. Власти лиши¬ли этого человека свободы, но сломить его волю не смогли. Сидя в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости, в промежутках между допросами и голодовками Н. Г. Чернышевский написал свое программное произведение «Что делать?». Этот роман произвел эффект разорвавшейся бомбы в политической жизни России и одновременно стал но¬вым словом в русской литературе по форме и содержанию.
Н. Г. Чернышевский первым в русской литературе создал образ революционера-практика, подготовившего себя к жест¬кой борьбе против самодержавно-крепостнического строя. На первый взгляд, Рахметов (так зовут этого героя) занимает в романе совсем мало места. Всего-навсего в драматический мо¬мент передает главной героине письмо от якобы умершего мужа и прочитывает ей лекцию на тему воспитания чувств. Тут же в нескольких чертах автор обрисовывает биографию героя, загадочно добавляя: «Я знаю о Рахметове больше, чем говорю». Мы понимаем — цензура. По поводу того, кто был прототипом этого героя, единого мнения нет, но, на мой взгляд, это образ, в котором Чернышевский собрал все восхищавшие его черты разных людей, с которыми он встречался в своей «антиобще¬ственной» деятельности. Фигура получилась значительная.
Фамилия Рахметовых была известна на Руси очень давно. К XIX веку они накопили солидные состояния. Следовательно, Рахметов рос в богатстве, но мог близко наблюдать в своем по¬местье все несправедливости, чинимые отцом-крепостником. В Петербург приехал «обыкновенным добрым и честным юно¬шею» шестнадцати лет и поступил на факультет естественных наук. После знакомства с Кирсановым начинается превращение
Рахметова в «особенного человека». Бог, конечно, не обидел это¬го юношу талантами. Но и характер его был неуемен. Если чи¬тать умные и справедливые книги — то не отрываясь в течение трех суток, пока не упадешь замертво. Если развивать физичес¬кую силу — то стать Никитой Ломовым, тянуть баржу за четве¬рых. Если тренировать волю — то спать на гвоздях и голодать. Если узнать о горе народном — то уж и не забывать о нем ни на минуту, быть «мрачным чудовищем». Если полюбить — то все униженное и оскорбленное человечество, не оставив места для личной жизни. «Так нужно», — говорил он своим товарищам. По-моему, такая черта характера называется «максимализмом». Но знакомые называли Рахметова «ригористом». В переводе с латинского «ригоризм» означает чрезмерно мелочную строгость в соблюдении каких-либо принципов. Сам Н. Г. Чернышевский считал, что строгость в соблюдении принципов не может быть чрезмерной. Он восхищался своим героем, говорил, что среди множества его знакомых есть только восемь человек такого типа: «Мало их, но ими расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых лю¬дей, а таких людей мало; но они в ней — теин в чаю, букет в бла¬городном вине; от них ее сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатель двигателей, это соль соли земли».
Я очень уважаю Н. Г. Чернышевского, но не могу на все сто процентов согласиться с его мнением о Рахметове. То есть сам по себе Рахметов, возможно, и был так хорош, как говорит ав¬тор. Но его образ несет в себе очень опасные зерна. Во-первых, я не могу доверять человеку, который говорит о себе: «Я не дол¬жен любить», потому что считаю — любить абстрактное чело¬вечество проще, чем противную соседку из второго подъезда. И если ее вредный и несознательный характер станет помехой на пути к новому обществу, как с ней по ступит последователь Рахметова? Если Кирсанов говорит: «Я принимаю правило: против воли человека не следует делать ничего для него», то Рахметов без всякой деликатности говорит Вере Павловне: «Вы ведь знаете, что разговора со мной нельзя избежать, если мне покажется, что нужен разговор». Он уже присвоил себе роль судьи, который лучше других знает, что кому нужно. Бес¬пощадность к себе часто дает ложное основание для беспощад¬ности к другим.
На образе Рахметова воспитывали себя многие люди. Среди них, конечно, были и подвижники, и настоящие герои. Но ря¬дом с «особенным человеком» вырастает «сверхчеловек». А от ригоризма один шаг до терроризма. Поэтому я начинаю и закан¬чиваю свою работу строками Владимира Маяковского, над ко¬торыми стоит задуматься:
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
Вы
с уважением ощупывайте их, как старое, но грозное оружие.
