Творчество Бориса Леонидовича Пастернака, длившееся около полувека, всегда вызывало разноречивые отклики и оценки современников — от самых резких и уничижительных до самых хвалебных и восторженных. Вокруг Пастернака шла острая борьба, его творчество было предметом полемики, которая продолжалась и после смерти поэта, последовавшей в 1960 году. В центре этой полемики находились не только и даже не столько вопросы стиля и мастерства, сколько вопросы, связанные с мировоззрением Пастернака.
Борис Пастернак сумел глубоко пережить события своего сложного, удивительного времени, а затем передать его атмосферу, несбывшиеся исторические надежды и судьбы своих современников в стихах и прозе. Его лирика стала воплощением счастья человека, одаренного талантом, способностью плодотворно и радостно использовать все, что дало ему время:
И быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Родился Пастернак в Москве в 1890 году в семье художника и талантливой пианистки. В их доме бывали знаменитые писатели, композиторы, художники, и с самых юных лет будущий поэт был приобщен к мировой культуре. Борис Пастернак считал обстановку родительского дома основой своего художественного становления.
Одновременно с гимназией Пастернак посещал композиторский факультет консерватории. «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней — Скрябина», — говорит поэт в «Охранной грамоте». И эта «музыкальная одержимость» сказалась, безусловно, на его отношении к слову как к носителю прежде всего звука, что наложило отпечаток на все творчество поэта, особенно на ранние его книги.
Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
На пути от музыки к поэзии Пастернак испытывает еще одно увлечение — философией. Он изучает философию в Московском университете, потом в Германии. Это во многом определило и сформировало облик поэта, масштаб его культурных интересов. Первые стихотворения Пастернака напечатаны в 1913 году в сборнике «Лирика».
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Освобожденный от военной службы, Пастернак поехал на Урал, а затем в Прикамье конторщиком химических заводов, работавших на оборону. Он был потрясен красотой Урала. Край лесов, гор и больших рек стал в его представлении местом жизненной эпопеи, требовавшей, чтобы он ее написал.
Седой молвой, ползущей исстари,
Ночной былиной камыша
Под Пермь, на бризе, в быстром бисере
Фонарной ряби Кама шла.
Узнав о февральской революции, Пастернак вернулся в Москву. Написанная летом 1917 года книга лирики «Сестра моя — жизнь» поставила имя поэта в ряд первых литературных имен своего времени.
Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.
События революционных лет и последующего десятилетия не нашли в лирике Пастернака отражения в сколь-нибудь приветственных тонах. Углубляясь в свой «внутренний мир», поэт оставался равнодушным к тому, что было ему чуждо и не вмещалось в границы его личного опыта. И даже протест поэта против убожества, пошлости и фальши не приобретал активного, наступательного характера а выражался лишь в стремлении обособиться от «неприятной» действительности и полностью сосредоточиться на своих интимных переживаниях и духовных исканиях.
Мы были музыкой во льду.
Я говорю про всю среду,
С которой я имел в виду
Сойти со сцены, и сойду.
Здесь места нет стыду.
«Сойти со сцены» не было надобности. Была необходимость определить свое место в новой среде. Это было трудно, и поэт обращается к тем людям, дружба и любовь которых помогала ему жить. Стихи, посвященные Ахматовой, Брюсову. Цветаевой, Мейерхольду, вошли в сборник «Второе рождение».
При этом вечные темы — жизнь и смерть, время и вечность, пафос нравственного совершенствования — привлекают его все более и более. В сти- хотворении «После грозы» выражена авторская тел ка зрения на соотношение исторического события и личности:
Не потрясенья и перевороты
Для новой жизни очищают путь,
А откровенья, бури и щедроты
Души воспламененной чьей-нибудь.
Не «немые индивиды», не безликая масса, а «воспламененные души» творят историю, и именно они становились жертвами сталинского террора. «Когда начались эти страшные процессы, все сломилось во мне, — вспоминал Пастернак, — и единение со временем перешло в сопротивление ему, которого я не скрывал. Я ушел в переводы». Пастернак жил в сознании, что его с минуты на минуту могут арестовать. «Разумеется, я всегда ко всему готов», — повторял он в те годы.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Роман о Юрии Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением внутренней свободы, радости, смелости, преодолевающей страх смерти. Это роман о мучительных страданиях интеллигента е годы революции, но это и роман о большой любви.
Любовная лирика Пастернака продолжает вызывать самые трепетные ощущения, задевает «струны души» и от торжествующей и от утрачен- ной любви.
Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Однако великолепные стихи и репутация Мастера не спасли Пастернака от травли, устроенной после присуждения ему Нобелевской премии в 1958 году «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и продолжение благородных традиций великой русской прозы». Пастернак вынужден был отказаться от премии. Беспочвенный голитический скандал ухудшил и без того плохое здоровье поэта, и в мае 1960 года его не стало.
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони.
Мне наружу хода нет.
…
Но и так. почти у гроба,
Верю я, придет пора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
После смерти Пастернака прошло около тридцати лет сознательного замалчивания его творчества. В начале 90-х годов наконец был издан его роман «Доктор Живаго», стали печататься его стихи и проза. Его читают, о нем много говорят и пишут. Все это заставляет с горькой радостью вспоминать слова Пастернака: «Вероятнее всего, через много лет после того, как я умру, выяснится, какими широкими основаниями направлялась моя деятельность, чем она дышала и питалась, чему служила».
