Я где-то прочитала, что в переходные трагические эпохи биография художника — это всегда рассказ о подвиге. И в этом отношении очень показательна жизнь Б. Л. Пастернака.
Все, написанное Пастернаком, — подтверждение того, что жизнь поэта должна быть адекватна его творчеству:
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство
И дышат почва и судьба.
Он родился в семье художника и пианистки. Первые детские воспоминания — напряженный, многочасовой труд родителей, не зависящий ни от настроения, ни от самочувствия. В доме — атмосфера любви, дружбы, благожелательности и высокой духовности. Все это поэт взял с собой в жизнь, отсюда и истинная его интеллигентность.
Наиболее характерная черта Пастернака — недовольство самим собой. Поэтому и музыкой перестал заниматься, убедившись, что не сможет достигнуть виртуозности матери. А дилетантом быть не хотел.
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
Пастернак написал однажды: «Я не рожден, чтоб три раза смотреть по-разному в глаза». Да, он умел оставаться самим собой в этом постоянно меняющемся мире, не приспосабливался, не суетился. И находил отдушину в природе, удивлялся и благоговел перед великим и чудесным даром — жизнью и «непререкаемой красотой божьею».
Поэзия, утверждал Пастернак, «валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и поднять с земли». И он умел находить ее всюду. Он пишет о грачах, похожих на «обугленные груши», о том, как «жуками сыплет сонный сад», что в воде Венеция пылала «размокшей каменной баранкой».
Поэту важно передать настроение, состояние души, музыку стиха:
Приедается все.
Лишь тебе не дано примелькаться…
В белой рьяности волн,
Прячась
В белую пряность акаций,
Может, ты-то их,
Море,
И сводишь, и сводишь на нет.
Когда читаешь его стихи о природе, кажется: это только что промелькнуло у поэта перед глазами:
Большое озеро, как блюдо.
За ним — скопленье облаков.
Незабываемы пастернаковские картины времен года. Вот ранняя весна, похожая на «чародейство и диво», и ручей, который вышел из рощи ночью»:
Это поистине новое чудо,
Это, как прежде, снова весна.
А вот другой пейзаж:
Глухая пора листопада.
Последних гусей косяки.
Поэт рассказывает нам о том, как отяжелел после дождя лист ландыша, как пахнет ночная фиалка, как расцветает «седая сирень», как «вбегает ветка в трюмо».
Взволнованно, как большие события собственной жизни, он переживал все, что происходило’ в природе, — все ее оттепели, закаты, снега, дожди, — и радовался всему этому бесконечно. Даже самую мрачную пору, глухую осень, лирический герой Пастернака принимает как подарок:
И белому мертвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: «Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даешь».
Природа всю жизнь была его единственной и полноправной музой, его женой и вдовой. Он остался ей верен до конца, и она по-царски награждала его, писала о поэзии Пастернака Анна Ахматова.
Для поэта поэзия:
Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок,
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.
И он сам, прекрасно зная, как тяжек труд поэта («строчки с кровью убивают»), в одном стихотворении признается: «Во всем мне хочется дойти до самой сути». И мечтает:
Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.
В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.
В последней части своего послевоенного романа «Доктор Живаго» (ее составляют стихи) выражен смысл человеческой жизни по Пастернаку:
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других
Как бы им в даренье.
А в книге «Когда разгуляется», которая стала как бы завещанием поэта, в стихотворении, которое дало название всему сборнику, Пастернак напишет:
Когда в исходе дней дождливых
Меж туч проглянет синева,
Как небо празднично в прорывах,
Как торжества полна трава!
Несмотря на все тяготы, он чувствовал себя счастливым человеком, не переставал верить в добро. За полгода до смерти он пишет в одном из писем: «Я еле справляюсь с выпавшей мне на долю странной судьбой. С одной стороны, она до крайности затруднена, беспрестанно угрожаема, еле переносима. С другой — она незаслуженно светла и… освобождена от несущественного и случайного…».
В компании личин и кукол
Комедии я не ломал,
И в том начальству не сюсюкал
В толпе льстецов и прихлебал.
И как завещание поэта, как его кредо, звучат слова:
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты — вечности заложник
У времени в плену.