Восприятие А. А. Фетом русской природы существенно отличается от восприятия ее Н. А. Некрасовым. Разница вызвана в первую очередь тем, что Некрасов — реалист, а Фет — романтик.
Лирика Фета — это вселенная красоты, три основные составляющие которой — природа, любовь и песня. Природа занимает в его творчестве важнейшее место, что отражается даже в названиях большинства его стихотворных циклов: «Весна», «Лето», «Осень», «Снега»… Фет идеализирует природу. Чем сильнее захватывает его эстетическое восприятие природы, тем дальше он уходит от реальности. Целым ожерельем романтических метафор характеризуется, например, восприятие цвета героем автобиографического рассказа-очерка «Кактус». Приведем лишь одну из них: «Очень похоже на подсолнух», — равнодушно сказала девица и отошла от цветка. Молодой человек пришел в ужас: «…Да… ведь это храм любви!» В фетовском изображении природы пейзажным картинам и зарисовкам свойственно зачаровывающее романтическое звучание:
Что за звук в полумраке вечернем? Бог весть! —
То кулик простонал или сыч.
Расставанье в нем есть, и страданье в нем есть,
И далекий неведомый клич.
Точно грезы больные бессонных ночей
В этом плачущем звуке слиты…
В отличие от произведений Фета природа, изображаемая Некрасовым, абсолютно материалистична. Природа Некрасова, русская природа унылых равнин и дорог, бедна и печальна, она навевает щемящую тоску.
Одно из замечательных открытий Некрасова — это «ритм уныния». Для него характерны особенное построение фразы со множеством придаточных предложений, переходящих из строки в строку, использование трехсложных размеров.
В сочетании с «бедными» глагольными рифмами это со-
здает ощущение какой-то бесконечной протяженности, рождает ассоциации, которые и подразумевал Некрасов, — с бескрайними просторами России, с бесконечностью и печалью ее степей, дорог, полей:
Чу! Тянут в небе журавли,
И крик их, словно перекличка
Хранящих сон родной земли
Господних часовых, несется
Над темным лесом, над селом,
Над полем, где табун пасется
И песня грустная поется
Перед дымящимся костром…
( «Несчастье» )
Трудно найти другого русского поэта с таким чувством России как огромного живого целого, с ее просторами и тишиной, ее болью и бедностью.
Сентябрь шумел, земля моя родная
Вся под дождем рыдала без конца…
Здесь Некрасов не дает картины бескрайнего русского простора, но эта бесконечность все же выявляется, выражаясь в самом гиперболизме осенней тоски: земля рыдает «без конца»…
Но не только «русской печалью» живет родина в стихах Некрасова, у него можно найти и упоение красотой русской природы (например, в поэме «Тишина»). Есть у него и такие стихи, где прямо, а не «от противного» выражено «идеальное состояние мира» (например, «Крестьянские дети», «Зеленый шум»). Но и в самых светлых по тону образах сквозит у Некрасова «русская печаль». Она входит составной частью в само представление об идеале. Вот как в описание венка, который сплела крестьянская девочка, «вплетается» ощущение неяркой, немного «грустной прелести русского пейзажа»:
Все беленький, желтенький, бледно-лиловый
Да изредка красный цветок.
Если у Некрасова природа одушевлена, очеловечена, то у Фета, по наблюдениям исследователя Е. Ермиловой, как раз наоборот: на свою, человеческую жизнь Фет проецирует события природы. У Фета она живет своей собственной, глубокой и таинственной жизнью, а человек лишь на высшей ступени духовного подъема может быть к этой жизни причастен:
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
В более поздних стихах Фет все дальше уходит в природу, все больше у него сопоставлений, параллелей с человеческой жизнью. Картины природы порой превращаются в аллегории, но всегда это ощущение неделимой, цельной жизни природы сохраняется как идеал, как высшая мудрость:
Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений,
Только закат будет долго чуть зримо гореть;
О, если бы небо судило без тяжких томлений
Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!..
