Образы Печорина и Онегина похожи не только смысловым сходством. В. Г. Белинский отмечал духовное родство Онегина и Печорина: «Несходство их между собой гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою… Печорин — это Онегин нашего времени».
Романы «Евгений Онегин» и «Герой нашего времени» написаны в разное время, и время действия этих произведений разное. Евгений жил в эпоху подъема национального и социального самосознания, вольнолюбивых настроений, тайных обществ, надежд на революционные преобразования. Григорий Печорин — герой эпохи безвременья, периода реакции, упадка общественной активности. Но проблематика обоих произведений одна — духовный кризис дворянской интеллигенции, критически воспринимающей действительность, однако не пытающейся изменить, усовершенствовать устройство общества. Интеллигенции, которая ограничивается пассивным протестом против бездуховности окружающего мира. Герои уходили в себя, бесцельно растрачивали свои силы, сознавали бессмысленность своего существования, но не обладали ни общественным темпераментом, ни социальными идеалами, ни способностью к самопожертвованию.
Онегин и Печорин воспитывались в одних условиях, с помощью модных французских гувернеров. Оба получили достаточно хорошее по тем временам образование. Онегин общается с Ленским, беседует на самые разнообразные темы, что говорит о его высокой образованности:
…Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь…
Печорин свободно обсуждает с доктором Вернером самые сложные проблемы современной науки, что свидетельствует о глубине его представлений о мире и широте интересов.
Однако оба они не имели привычки к самостоятельному систематическому труду — привычка праздности развратила их души. Онегин, «преданный безделью, томясь душевной пустотой… отрядом книг уставил полку, читал, читал, а все без толку: там скука, там обман и бред; в том совести, в том смысла нет». Печорин столь же рьяно взялся за книги и столь же легко оставил их: «Я стал читать, учиться — науки тоже надоели». Неспособность к целеустремленной, сосредоточенной работе над собой, вызванной доступностью, легкостью всего получаемого от жизни, отсутствие ясных представлений об общественных идеалах — все это привело их к отрицанию «света пустого» и глубокой неудовлетворенности своей жизнью.
Но до отрицания светских удовольствий оба героя охотно предавались им, нисколько не смущаясь праздному времяпрепровождению. Оба весьма преуспели в «науке страсти нежной, которую воспел Назон».
Онегин был холодно расчетлив в любовной игре:
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым
Приятной лестью забавлять…
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь, и вдруг
Добиться тайного свиданья…
Также предусмотрительно, в полном соответствии со светскими правилами обольщения, обходился с женщинами и Печорин: «…знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет ли она меня любить… Я никогда не делался рабом любимой женщины, напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть… оттого ли я никогда ничем очень не дорожу…»
Однако, на мой взгляд, Онегин гораздо мягче, человечнее Печорина. Осознав суетность светской жизни, он, встретив прекрасную девушку, благородно не воспользовался неопытностью, искренностью неискушенной души. Хоть «язык девических мечтаний в нем думы роем возмутил», Онегин, душевно опустошенный светской жизнью, осознающий, что «мечтам и годам нет возврата» деликатно отвергает любовь Татьяны: «Я вас люблю любовью брата и, может быть, еще нежней».
Печорин же беззастенчиво пользуется любовью милой, бесконечно преданной ему Бэлы, провоцирует любовь безразличной ему княжны Мери, чтобы только досадить пустому и самонадеянному Грушницкому и лишний раз убедиться в своей власти над женщинами. Безжалостно растаптывая чужое чувство, Печорин вызывает уже не сострадание, а неприязнь.
Оба героя эгоистичны и неспособны к подлинной дружбе.
Онегин «поклялся Ленского взбесить и уж порядком отомстить», поддавшись порыву минутной душевной слабости. Он сожалеет о дуэли, сознает ее бессмысленность, но не может преодолеть ложного представления о дворянской чести. «Убив на поединке друга», Онегин мучительно страдает и, неприкаянный, пытается бежать от самого себя.
Печорин же сознательно провоцирует Грушницкого на вызов, и почти не сожалеет о загубленной жизни пустого, суетного, не очень порядочного, но все же достаточно безвредного человека. Он признается: «Я лгал, но мне хотелось его победить. У меня врожденная страсть противоречить…»
Впоследствии Онегин оказывается способным на настоящее чувство. Он казнит себя за то, что боялся потерять свою «постылую свободу» и отказался от большой любви:
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан…
Евгений страстно и самоотверженно влюблен, и отказ Татьяны воспринимает как жизненную трагедию, крах своих надежд на обыкновенное человеческое счастье.
Печорин же непреклонен, заявляя: «…двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту, но свободы моей не продам».
И Онегин и Печорин, растрачивая себя впустую, терпят жизненную неудачу. Не видя перед собой общественных целей, они так и не находят смысла в жизни. Оба сожалеют о загубленной молодости.
Это мыслящие, страдающие, хоть и эгоистичные герои.
Онегин безнадежно устал от жизни и восклицает:
Зачем не пулей я пронзенный,
Зачем не хилый я старик?..
Печорин называет себя «нравственным калекой», осознав, что «лучшие мои качества, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца». Оба героя, повторим, терпят жизненную неудачу и оба осознают это. И все же Печорин более активный, деятельный, а Онегин более человечный, отзывчивый. Печорин ищет смерти и погибает, Онегин с мятущейся душой безрадостно смотрит в будущее. Недюжинные силы этих героев не находят себе применения, их страдающий эгоизм не позволяет им открыться другим, посвятить свою жизнь обществу.