Название литературного произведения всегда выражает авторскую позицию. «Медный всадник» не составляет исключения, но представляет собой весьма интересное явление в творчестве Пушкина. Литературовед Якобсон заметил, что Пушкин всегда называет свое произведение по главному действующему лицу («Евгений Онегин», «Арап Петра Великого», «Гробовщик») или по месту действия («История села Горюхина», «Египетские ночи», «Полтава»). Но есть три произведения, в названии которых фигурирует некая фигура и указание на материал, из которого она сделана. Это «Золотой петушок», «Каменный гость» и «Медный всадник». Интересно и то, что в этих произведениях действие происходит в столицах (в сказочной столице, в Мадриде и в Петербурге). Сюжет в них также схож. Он сводится к тому, что статуя оживает, приносит вред, убивает главного героя или его возлюбленную.
Но авторская позиция выражается не только в названии и символике, но и в композиции. Сложный жанр пушкинской поэмы определен неоднозначным подзаголовком — «петербургская повесть». Это, с одной стороны, означает «повесть об основании Петербурга», о событиях, происходящих в нем. А с другой — то, что эта повесть принадлежит Петербургу, является его преданием, его мифом, если не полностью запечатлевшим народные воззрения, то основанным на них, считающимся с ними, с законами, по которым они существуют в мифе. Не случайно Пушкин использует и прием перифразы. Он не называет царя Петра I его именем, употребляет местоимения «он», «его» (написанные с большой буквы или выделенные курсивом). Надо сказать, что выделенные тем или иным образом местоимения «он» употреблял и Толстой в «Войне и мире»; этот же прием использован и в Библии.
Используя прием перифразы, Пушкин употребляет при описании Петра I слово «кумир». «Кумир» означает плохое существо, мешающее Богу, ложное. Когда люди служат ложному Богу, кумиру, они подвергаются наказанию. Мотив гибели города и мира связан с поклонением кумиру. Лотман считал, что город эксцентрический всегда наказуем. Так же погибла и Атлантида у Платона, так как ее жители не поклонялись Посейдону. Когда Бог видит, что люди совсем забыли его, он насылает на них наводнение.
Использование приема перифразы говорит читателю о том, что Пушкин хотел написать не конкретно о Петре I, а о кумирах вообще. Простертая по направлению к морю рука — мотив покорения стихии; так библейские святые заставляли волны расступиться перед ними. Евгений сидит, будто околдован, что ассоциируется с жертвоприношением. Это устойчивый элемент многих мифов.
Для Евгения Петр I — ложный кумир, здесь авторская позиция не совпадает с позицией Евгения. Пушкин уважает царя, царь — «державец полумира». Слова о лице (не о лике) царя оживляют статую. Пушкин восклицает с восхищением: «Какая дума на челе!» Конь Петра — это Россия. Петр спас ее от гибели, подняв на дыбы, но не повернув на другой путь. Эту тему продолжат и Гоголь, и Блок, и Есенин. Нельзя сказать, на чьей стороне Пушкин — Евгения или Петра. Он сочувствует первому, но считает, что Петр I не ответствен за то, что происходит в России.
Божий гнев, гнев народа, восстания. Может быть, рассказывая о разбушевавшейся стихии, Пушкин намекал на то, что наводнение может превратиться в народный бунт, так как государство было поставлено выше интересов народа, человека. Пушкин находится в ситуации, схожей с положением Кассандры. Ей дали дар предвидения, но ей никто не верил. Пушкинскую поэму почти все современники отказывались понимать.
Белинский видит смысл повести в сопоставлении государственной воли и индивидуальной в лице Евгения. С его точки зрения, прав Петр I, так как он — представитель неизбежного исторического процесса. Мережковский видит две силы, борющиеся в европейской цивилизации: язычество и христианство. Он оправдывает Евгения, считает, что христианство восстает против ложных языческих кумиров. Брюсов считает Петра I воплощением самодержавия, а Евгения — мятежником. А. Белый делает основанный на математическом расчете вывод, что в поэме скрыто восстание 14 декабря. Гроссман порицает Евгения как мятежника-одиночку, почитая Петра I носителем государственной мудрости.
Как историк Пушкин бесстрастен в предисловии «петербургской повести»: дает сухую и очень дельную фактическую справку. Как поэт он пишет мажорное вступление, тревожную первую часть, трагическую вторую часть, минорное заключение. Пять раз говорит он «люблю», обращаясь к городу во вступлении, по его «люблю» ощущается всюду. Он подтверждает то, что сказал незадолго до своей гибели: «Нет истины, где нет любви».