Динамизм развития — имманентная особенность пушкинского реализма; он существовал и проявлял себя в постоянном изменении и обновлении. Последним актом его обогащения явился роман «Капитанская дочка». Пушкин открыл способность и возможность реализма использовать фантастическое и символическое начало в исследовании действительности и в познании тенденций ее исторического развития.
Искусство прошлого наглядно свидетельствовало об огромной роли символических образов в познании жизни и раскрытии ее тайн. Символичны библейские образы — и Пушкин использовал их в своих произведениях. Еще в юности его воображение было покорено символикой сказки и народных поверий. Особенно волновала его народная вера в сны и разгадывание их пророческого смысла. Сон, с его символикой, использовал поэт в «Борисе Годунове» и романе «Евгений Онегин».
Но свойственно ли символическое начало реализму? Достоверность изображения жизни, точность в передаче чувств, мыслей, поведения, душевных переживаний реального, действительного человека, предметность и конкретность быта, сочетающиеся с раскрытием социальной, исторической и национальной обусловленности героя; и вдруг — символические образы? Не противоречат ли они самому художественному методу реализма, с его обнаружением поэзии и истины в самом действительном мире?
Пушкин был первым, кто не только ответил па этот вопрос положительно: не противоречит,— но и показал органичность символического (и фантастического) начала для реализма. Весь вопрос только в том, чтобы символические образы как бы прорастали из самой жизни.
Всякий художественный образ в известной мере символичен. Символическое начало расширяет познавательные потенции образа. Сохраняя предметность, опору на реальность, он в то же время обретает способность освещать неведомое. Символизм придает образу многозначность, глубину, возможность высветить скрытый важный, а иногда и тайный смысл явления.
Символический образ как бы приоткрывает завесу, скрывающую от пас мир незнаемого.
Чем больше Пушкин размышлял о будущем России, о революции, о «русском бунте», о нарастающем отпоре насилию, тем больше испытывал нужду в символических образах, в постижении хотя бы контуров этого незнаемого мира. Символические образы мы обнаруживаем в поэме «Медный всадник» и повести «Пиковая дама». Огромна идейная роль символических образов и в реалистической структуре «Капитанской дочки».
Прежде всего, следует подчеркнуть, что символическое начало Пушкин связывает только с образом Пугачева. Поэтическое в нем сливается с символическим. И то и другое нужно Пушкину для глубокого познания обновленной в жестокой борьбе личности простого казака, ставшего вождем крестьянской войны, крупным историческим деятелем, символом «русского бунта».
В «Историю Пугачева» Пушкин дает многозначительный ответ Пугачева на вопрос допрашивавшего его генерала Панина: «Я не ворон, я вороненок, а ворон-то еще летает». Ответ — поэтический, исполненный символического значения, в нем отразилась народная вера в неминуемость новых восстаний, которые не могут не победить. Познание Пугачева было одновременно и познанием революционности народа, познанием закономерности этой революционности и одновременно ее трагического характера.
Поэтическое и символическое в своей слитности выступают в романе при первом ню появлении Пугачева, при первом знакомстве с ним читателя. Гринев едет в Оренбург. Зная, что в этих местах часто случаются опасные бураны (бывали случаи, когда метели заносили целые обозы), и, невзирая на приметы приближающейся метели, он приказывает ехать. Как и предвидел ямщик, их настигла беда: «В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем». Дорогу занесло снегом, копи, сбившиеся с пути, стали.
Все в этом будничном описании достоверно и конкретно. Так же реальна случайная встреча с появившимся из метели «добрым человеком». Естествен вопрос, заданный ему ямщиком: «Скажи, не знаешь ли где дорога?» Ответ знающего эти места прост: «Дорога- то здесь; я стою на твердой полосе…» «Дорожный» выручает из беды, выводит заблудившихся к жилью. Вся сцена выписана в строго реалистических тонах, действия и поступки ее участников мотивированы обстоятельствами.
И в то же время образ метели в этой сцене лишен однозначности, многое в нем символично. Многозначность не проявляется сразу, она не дана, но она способна появиться, сформироваться позже. Постижение символики всегда требует от читателя напряжения, усилий его воображения и мысли. В данном случае особый, тайный смысл символического образа метели выступит, станет очевидным и явным после того, как читатель познакомится со всем романом и, обогащенный знанием, мысленно вернется к этому образу. Так, написанный симпатическими (бесцветными) чернилами, текст проступает после его нагревания.
Метель — грозное проявление стихии природы — станет выражать и глубокий смысл могучей стихии народного мятежа, крестьянской войны за вольность. Пугачев, вышедший из метельной тьмы, не поверженный стихией (он не потерял дорогу), так же свободно будет жить и действовать в стихии восстания. Природная стихия как-то чудесно соотносится со стихией народного мятежа. Эта чудесная сила — символический образ.
В то же время просвечивает через этот образ и враждебный дворянству характер стихии — Гринев заблудился. В поэме «Медный всадник» показано буйство стихии наводнения. Наводнение соотнесено с бунтом Евгения и народным мятежом. Царя Александра Пушкин заставляет признать: «С божией стихией царям не совладать», Тот же смысл включает в себя и символический образ метели в «Капитанской дочке».
Пугачев вошел в роман поэтически — из «тайного места», из метели. Прозаический его разговор с ямщиком обретает вещий смысл. Неизвестный из метели оборачивается человеком, знающим дорогу, способным выручить из беды. Читатель еще не знает, что это Пугачев. А когда узнает — он вернется к этой сцене, и тогда-то откроется для него глубокое значение ночного разговора Гринева с Пугачевым.
Гринев вначале называет неизвестного «дорожным», «мужичком», ямщик — «добрым человеком». Поприезде на постоялый двор Гринев спрашивает Савельича: «Где же вожатый?» При прощании Гринев, благодаря за оказанную помощь, называет своего спасителя «вожатым». Реальное содержание слова «вожатый» — однозначно: проводник. Намерение писателя придать Пугачеву символическое значение образа вожатого реализовано было в названии главы. В нем, как в фокусе, собирался тайный, глубокий смысл образов метели и человека, который знает дорогу. Заглавие подчеркивало возможность превращения однозначного слова в многозначный образ. Неизвестный был вожатым потому, что вывел Гринева из метели к жилью. Но неизвестный окажется Пугачевым, а обстоятельства сложатся так, что он станет вожатым того же Гринева в грозной метели восстания. Сквозь многозначный образ начинало просвечивать скрытое до времени, тайное и громадное значение человека, который может быть Вожатым с большой буквы.