Первый важный разговор Пугачева с Гриневым происходит в Белогорской крепости после окончания «военного совета». Неожиданно для рассказчика Пугачев предлагает Гриневу служить ему с усердием, великодушно обещая щедро наградить за верную службу: «…Я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья». Но Гринев тверд в своих убеждениях: «Я природный дворянин; я присягал государыне императрице: тебе служить не могу». Пугачев проявляет милость и доброту — отпускает Гринева. Но мы чувствуем, что отказ Гринева его огорчает…
Новые встречи с Пугачевым продолжают «странные приятельские» отношения дворянина с мятежником. Когда губернатор Оренбурга отказался помочь Гриневу выручить Машу Миронову, он дерзко решается ехать за помощью, за справедливостью к Пугачеву в Бердскую слободу. Такова была первоначальная редакция одиннадцатой главы («Мятежная слобода»). По цензурным соображениям Пушкин отказался от этого плана и в новом варианте главы указал, что в ставку Пугачева Гринев попал случайно.
Узнав, что защищаемая Гриневым «сирота» — его невеста, Пугачев вновь возвращается к своей идее изменить жизнь Гринева к лучшему, сделать его счастливым (предлагал же он пожаловать Гринева в фельдмаршалы и в князья!): «Твоя невеста! — закричал Пугачев.- Что же ты прежде не сказал? Да мы тебя женим и на свадьбе твоей попируем!»
Испытывая естественную благодарность к Пугачеву, Гринев начинает его жалеть. Чем откровеннее с ним Пугачев, тем большее чувство жалости испытывает к нему Гринев. Жалость эта и от непонимания Гриневым Пугачева. Оттого она, по контрасту, усиливает читательское восприятие нравственных убеждений Пугачева.
1 Рассказывая о смелом замысле идти на Москву, Пугачев тут же признается: «Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою». Так вновь, уже открыто, подчеркивается трагизм судьбы Пугачева. Становится ясным, почему была любима им песня «Не шуми, мати зеленая дубровушка». Гринев даже в эту минуту не может не сказать ему несколько наставительных слов: «То-то! Не лучше ли тебе отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни?»
Гринев в жалости своей и мил, и мал. Желание добра Пугачеву, конечно, не может не вызвать симпатии к нему. Но в то же время эта жалость к отважному человеку, жизнь которого вдохновенна и трагична, выявляет заурядность, прозаичность натуры Гринева, способного руководствоваться только философией здравого смысла.
«Вся сцена разговора Пугачева с Гриневым в кибитке, когда они ехали выручать Машу Миронову, носит программный для понимания романа характер. Сам Пугачев, мудрый и смелый вождь восстания, признается, что предчувствует поражение поднятого бунта и свою казнь. В его признании заложена важнейшая идея, открытая и сформулированная Пушкиным еще в «Истории Пугачева»: народное восстание закономерно, но оно не приведет к желаемым результатам. Гринев сформулирует эту истину со своих, к тому же чисто эмпирических позиций: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Пугачев знает, что восстание кончится поражением, но не считает бессмысленной борьбу за свободу. И не только потому, что надеется на возможную и временную победу («Авось и удастся!»). Им выстрадана иная, высокая вера, и выражена она в калмыцкой сказке.
Эпизод со сказкой — кульминационный в раскрытии образа Пугачева. Он многозначен, и потому нельзя его сводить (как это нередко делается) к извлечению морали из сказки, заявлять, что в ней аллегорически прославляется смелая короткая жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного обновления Пугачева.
Вся сцена построена так, что сказка поэтически-непосредственно передает тайный смысл реальной жизни Пугачева: все известное о нем убеждает нас — не может этот человек орлиной натуры жить по законам ворона, не видит он смысла в долгой жизни, если нужно питаться мертвечиной. Есть иная жизнь — пусть недолгая, но свободная: «…лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст!»
Рассказанная Пугачевым сказка есть народно-поэтический аналог гимну Вальсингама, созданного Пушкиным. В гимне раскрыта пушкинская неистовая вера в человека и обретенное Вальсингамом новое понимание смысла жизни:
Есть упоение в бою…
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья
Бессмертья, может быть, залог,
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
Пушкин поэтизирует способность и возможность человека быть сильнее враждебных обстоятельств. Смысл бытия — в свободе распоряжаться своей жизнью (еще раз вспомним любимую песню Пугачева о виселице, которая потрясла Гринева «пиитическим ужасом»). Нет безвыходных положений, ибо, по своей природе, человек способен начать битву и обрести «неизъяснимы наслажденья» упоения боем.