Сведение искусства к ремеслу приводило к отчуждению Сальери от искусства. При умении чувствовать «силу гармонии» и любви к искусству понимает его Сальери примитивно и бедно. Поскольку он верит, что искусство это то, чему можно научиться, что оно есть результат труда, Сальери убежден, что цель искусства приносить «пользу». Он возмущен несправедливостью, «Когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженья, Трудов, усердия, молений послан — А озаряет голову безумца, Гуляки праздного» И потому считает себя вправе «остановить» Моцарта, ибо
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет;
Наследника нам не оставит он.
«Полезное» искусство делают «жрецы, служители музыки», подобные Сальери. Моцарт же — это вспышка гения, и только. В своих выводах Сальери откровенен;
Что пользы в нем?
Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
В этих надменных обвинениях и угрозах гению раскрывается страшная бездна бездуховности, бесчеловечности, озлобленности Сальери. Любовь к искусству, чувство гармонии, талант помогают ему угадать в Моцарте гения, делают возможным признание, что Моцарт его «восторгом дивно упоил». Но сама природа высокого и вдохновенного, исполненного гуманности искусства чужда Сальери. Потому-то Моцарт может возмутить в нем и ему подобных «чадах праха» лишь «бескрылые желанья». Объятый гордыней, Сальери, однако, понимает, что ему недоступны «райские песни», что он глух к истинно прекрасному, что неспособен он отозваться на возвышающие душу призывы гения. Это понимание и рождает у Сальери ненависть и жажду мести. «Осьмнадцать лет» носил он яд, готовый расправиться с врагом-соперником, но ждал:
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты
Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.
И я был прав! и наконец нашел
Я моего врага, и новый Гайден
Меня восторгом дивно упоил! Теперь — пора!
Заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы.
Сколько категоричности, злобной мстительности и цинизма в этих признаниях низменной души, какая ненависть к светлому гению, какая готовность уничтожить того, кто выше его, прекраснее и духовно богаче.
Пушкин не случайно отказался от первоначального заглавия — «Зависть». Оно уводило бы читателя в мир отвлеченно-психологических страстей. Зависть Сальери это ненависть таланта новой эпохи, когда философия индивидуализма формировала сознание деятелей во всех областях духовной жизни общества. Сальери преступал нравственный закон — он считал себя принадлежащим к племени избранных, «право имеющих». Эстетическое и этическое начала у Сальери искажены временем. Его отношение к гению дано Пушкиным в предельном обострении. Талант не обязательно должен убивать гения. Но драматическое исследование судеб современного искусства, психологический и исторический анализ типа сознания Сальери показывали неизбежность конфликта таланта с гением, возможность его трагического разрешения. В заметке «О Сальери» Пушкин писал: «Завистник, который мог освистать «Дон-Жуана», мог отравить его творца».