Стихотворение «К морю» стало своеобразным заключением пушкинской лирики периода южной ссылки — периода расцвета романтизма в его творчестве. Начатое в Одессе, оно было закончено уже в Михайловском и стало своеобразным прощанием поэта не только с морем, так полюбившимся ему, но и с романтизмом:
Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.
Тем не менее это стихотворение насыщено романтическими темами, мотивами и образами. По жанру — это элегия, самый любимый романтиками жанр лирики. В нем поэт не только создает прекрасную картину морской стихии, но прежде всего выражает свои самые заветные думы и чувства, наполняя стихотворение глубокими философскими размышлениями о жизни и смерти, свободе и неволе, человеческой судьбе.
Образ моря возникает еще в элегии «Погасло дневное светило…» 1820 года, одном из первых стихотворений, созданных поэтом на юге. С этим стихотворением в лирику Пушкина вошла атмосфера юга, южной ночи, моря, звезд и морской стихии, мотив памяти о «волшебных краях», «пределах дальних», куда стремится душою поэт, но не может попасть. За четыре года, проведенные на юге, море стало для поэта «пределом желанным», близким другом, с которым он чувствует родство душ:
Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час.
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.
Удивительно, но именно море является адресатом стихотворения, оно не просто олицетворяется, а буквально превращается в живое существо — друга. Отсюда столь странное обращение к морю, в русском языке существительному среднего рода, как к существу мужского рода: «Ты ждал, ты звал…». Чем же так близок поэту этот «Друг», с которым ему предстоит тяжелое расставание?
Традиционно в романтической поэзии море является символом свободы, и для Пушкина это прежде всего — «свободная стихия». Она прекрасна во всех своих проявлениях:
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!
Для поэта-романтика свободная стихия прекрасна даже тогда, когда она становится грозной, губительной силой:
Но ты взыграл, неодолимый,
И стая тонет кораблей.
Рисуя картину моря, Пушкин чаще всего использует метафорические эпитеты и метафоры, связанные с мотивом «свобода — неволя»: «свободная стихия», «блещешь гордою красой», «я был окован», «ты взыграл, неодолимый», «мой поэтический побег». Ассонанс, основанный на чередовании открытых и закрытых звуков («Прощай, свободная, стихия», «ты катишь волны голубые»), имитирует шум моря, и мы как будто присутствуем при разговоре, который оно ведет с поэтом. О чем этот разговор? Конечно, это воспоминания, которые связывают двух друзей:
Ты ждал, ты звал… я был окован;
Вотще рвалась душа моя:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я…
Пушкин действительно замышлял бегство из Одессы морем в Европу, но эти замыслы потерпели крушение. Да и бежать, по сути, уже некуда:
О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил?
Один предмет в твоей пустыне
Мою бы душу поразил…
Что же произошло с миром, почему так меняется настроение поэта? Стихотворение пронизано типичным романтическим мотивом противопоставления свободной природы и несвободного человека, живущего по законам общества. Этот мотив звучал у Пушкина и раньше — достаточно вспомнить его «Деревню» 1819 года. Но там вопрос о свободе решался в просветительском духе, когда гармония общественная сможет дополнить гармонию свободной природы только через изменение социальных условий жизни:
Увижу ль, о друзья! Народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли, наконец, прекрасная заря?
Но идеалы романтика совсем иные, а значит, и понимание свободы становится другим. В стихотворении «К морю» звучит совсем иной мотив: просвещение отрицается как рационализм, разрушающий естественную жизнь, и возникает поразительное объединение понятий «просвещение» и «тирания»:
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Куда же теперь может устремиться поэт-романтик? Осталось всего два места на земле, где еще живо воспоминание о подлинной свободе и воле, — это «гробница славы», где лежит Наполеон, и «другой властитель наших дум» — Байрон, но тоже уже «умчавшийся» от нас, как «бури шум». Эти два признанных кумира, воплощающих в себе идеал романтической личности, символ романтика вообще, остались только в памяти. И вот перед мысленным взором поэта встает «гробница славы»:
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений.
Здесь Пушкин говорит о Наполеоне как о романтическом герое, как о человеке, оставившем свой след в истории и судьбах людей. Но судьба его трагична: затерянная посреди моря одинокая скала- вот его последний приют, символ крушения всех надежд. Трагична и участь другого «гения» — Байрона. Он, певец моря и свободы, был наиболее ярким их выразителем, а потому его оплакивают не только люди, близкие по духу, но и сама свобода. К морю обращен призыв лирического героя стихотворения:
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могуч, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.
Вот какие беседы ведет поэт с единственным оставшимся у него в мире другом — морем. Но и с ним ему суждено проститься:
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго, долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою поли,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.
Здесь, в этих последних строфах стихотворения, явственно слышна перекличка с начальными строками: это излюбленная пушкинская кольцевая композиция. Свободный и величавый гул моря еще долго будет слышен поэту во «мраке заточенья» в Михайловском. Должно было пройти время, чтобы душу его поглотила новая любовь — к родным просторам русской природы, так чудно воспетым им во многих стихах. И тогда он окончательно распрощается с романтизмом и его самым ярким символом — «свободной стихией», морем. Но для нас навсегда этот образ останется незабываемым. И приходя, как когда-то поэт, на берег моря, мы слышим его «гул в вечерние часы», видим набегающие «волны голубые» и восхищаемся его «гордою красой».
