Сигналом стилистической доминанты является название повести — «Пиковая дама». Согласно гадательным книгам, значение данной карты определяется как «тайная недоброжелательность». Но пиковая дама — это та игровая карта, которая оказалась роковой в игре Германна, она появилась вместо туза, потому что игрок «обдернулся». Так срабатывает эпиграф: пиковая дама, как знак недоброжелательства, обернулась недоброжелательством для Германна.
В. В. Виноградов в своем анализе стиля повести демонстрирует применение Пушкиным этой символики, сопоставляет ее со стилистикой многочисленных повестей того времени, изображающих карточную игру. «Пиковая дама» оказалась вписанной в этот ряд массовой литературы. Но ограничиться рассмотрением символики карточной игры, изучением и демонстрацией приемов ее, использованных в пушкинской повести, нельзя. Пушкин, как всегда, свободно использует известное, установившееся в обществе и отраженное в литературе, для того чтобы написать принципиально новое произведение. Новым в повести было создание образов-символов, раскрывавших социальный смысл русской жизни, выражавших идеологический характер бытовых явлений и обычаев дворянского общества.
Символическим был образ графини — отсюда его многозначность. Первым эту мысль высказал В. В. Виноградов. Справедлив общий его вывод: в повести Пушкина «нет ни одной структурной детали образа, которая не меняла бы своих функций в движении сюжета и которая не была бы многозначной». Н. Л. Степанов пытался оспорить мысль В. В. Виноградова. Не допуская самую возможность и необходимость символических образов в реалистическом произведении, он, как уже говорилось, не соглашался с ученым, утверждая, что историческая конкретность и точность жизненного рисунка не может быть свойственна реалистическому образу-символу. Схема эта, как шоры, мешает видеть реальность художественных образов у Пушкина.
Вспомним последнюю сцену повести — игру Германца и третий вечер, когда он ставил на туза. «Германн снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом.
Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
— Туз выиграл! — сказал Германн, и открыл свою карту.
— Дама ваша убита,- сказал ласково Чекалинский. Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдернуться. В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его…
— Старуха! — закричал он в ужасе».
Верхний (внешний) слой лексического оформления той сцены обусловлен символикой карточной игры. В силу многозначности та же символика выражала и тайный смысл отношений Германца и графини. Еще В. В. Виноградов указал, что, с одной стороны, фраза Чекалинского Имела предметный смысл в игре, но, «с другой стороны, Каждое из составляющих эту фразу слов выражает иные, относящиеся не к карточной игре, а к убийству старухи. Ведь «ваша дама» — для Германца — старуха. На ней сосредоточилась его страсть. И эта дама была действительно убита им. Так в субъектном плане — и , Германия, и читателя — осмысляется стоящий за содержанием смысл этой фразы» .
Но содержательность данного образа — старуха — пиковая дама — бесконечно богаче: он, как растущий и растворе кристалл, обогащается новыми гранями и ассоциациями. Старуха — это графиня, от которой Германн добивался раскрытия тайны трех карт. И за карточным столом Германну кажется, что пиковая дама так же прищурилась и усмехнулась. Карта и «старуха» слились в сознании Германна в один образ, а образ этот наполнился огромным смыслом.
Реальный образ графини существует в повести в нескольких измерениях — в прошлом и настоящем, в жизни и после смерти — в воображении Германна, являясь, в конечном счете, как бы воплощением недоброжелательности. Действительно, сначала графиня отказывается открыть Германну свою тайну, затем, обернувшись пиковой дамой, приводит его к катастрофе. Графиня предстает перед нами как живая личность, со своим характером и своей речью (ее капризные приказы, деспотическое помыкание Лизаветой Ивановной, светский разговор с внуком), и как обобщение, как видение и символический знак (недоброжелательность в образе пиковой дамы). Художественный образ графини Томской глубоко содержателен — он раскрывает исторические и национально конкретные черты и особенности русской аристократии, дает представление о ее жизни, идеалах, обычаях.
Германн врывается в жизнь старухи Томской неожиданно и воровски. Но возникающая реальная и фантастиН ческая причастность Германна к судьбе графини оказывается органичной и художественно оправданной — их связывает тайна трех карт. Связь эта особая, она существует в системе взаимоотношений не реальных характеров, а символических образов,- ибо и образ Германна символический.
Принцип бинарности лежит в основании двух главных образов-символов — графини и Германна. Я говорил уже, что графиня живет в двух измерениях — в прошлом и настоящем. Жизнь Германна распадается на две неравные части — явную и тайную. Скрытность характера позволяет тайной жизни пребывать в тени. Огненные страсти иногда прорываются, и тогда на его лице что-то выступает из скрываемого. Отсюда таинственность облика и поведения Германна.