«Дума» — одно из таких стихотворений, в которых скептическая и сомневающаяся мысль дворянского интеллигента выливается непосредственно и открыто, минуя сюжетные и изобразительные формы. Скепсис и отчаяние связаны с бездеятельностью и общественной трусостью, с оторванностью от конкретной борьбы. Они появляются в эпохи, когда высокое индивидуальное сознание мечется в поисках достойной жизни, но не находит ее. В такие эпохи мысль становится мученьем и единственной реальной силой, способной возвратить живого челочка к деятельности и борьбе. Ее противоречивый характер в 30-е годы очевиден: в ней заключалась действительная внутренняя жизнь поколения
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть»
и в то же время таилось подтачивающее эту жизнь дыхание смерти
На грудь мне дума роковая
Гробовой насыпью легла
Общественное сознание в это время принимает негативную форму, выступая как сомнение и отрицание. Историческую обусловленность и закономерность такой формы отметил Белинский. «Говорят, — писал он, — что сомнение подрывает истину: ложная и безбожная мысль! Если истина так слаба и бессильна, что может держаться не сама собою, но охранительными кордонами и карантинами против сомнения, — то почему же она истина, и чем же она лучше и выше лжи, и кто же станет ей верить? Говорят: отрицание убивает верование. Нет, не убивает, а очищает его» . Через сомнение и отрицание мыслящее общество научилось трезво глядеть на жизнь и преодолевать противоречия своего сознания. Рефлексия, самоанализ, сомнение и отрицание были особой, специфической формой неприятия процветавшей реакции, являлись одной из форм общественного протеста. Открытое и беспощадное отрицание обращено и на внешний по отношению к дворянскому интеллигенту мир, и во внутренний мир души. Своим острием отрицающая мысль направлена против невыносимого духовного пресса официальной идеологии.
Но разрушительные идеи очень скоро обнаружили внутреннюю противоречивость. Лишенное возможности действовать, поколение осталось в сфере абстрактного умозрения, было обречено на бездействие. Общественное действие, понуждаемое отвлеченной мыслью, граничит либо с анархическим своеволием, либо с «высоким» преступлением, либо, наконец, оборачивается эгоизмом. Героями Лермонтова становятся люди, преступающие не только законы данного общества, но и общечеловеческие нормы (Вадим, Арбенин), или несущие такое разрушительное начало, которое причиняет безмерные страдания окружающим и самому герою (Печорин). Герой тем самым выступает носителем и проводником не только гуманистических, но и антигуманистических идей. Все это вызывает недовольство дворянского интеллигента самим собой и заставляет его пристально вглядеться в собственную душу, чтобы найти в ней разгадку обуревающих его противоречивых дум и настроений. У Лермонтова вражда к абстрактному умозрению столь же велика, как и к «бездействию»:
Меж тем под бременем познанья и сомненья
В бездействии состарится оно.
Мы иссушили ум наукою бесплодной…
Столь же «бесполезно» «чувство», если оно замкнуто в душе, не окрашивает общественный поступок. В сознании поколения 30-х годов все оказалось перевернутым и переосмысленным: «лучшие надежды», «голос благородный… страстей», «остаток чувства» стали призраками. Идеи же отрицательные — безочарование, безверие, ирония, сомнение — явились подлинными социальными чувствами поколения. Весь тон лермонтовской «Думы» воспроизводит эмоцию «социального отчаяния», охватившую и современников поэта, и его самого. Эта эмоция — ключ к разгадке смысла и поэтики стихотворения. Современники были потрясены глубоко личным тоном стихотворения. Белинский, Герцен, В. Майков писали о вопле, стоне души, о трагичности «Думы», обличении в ней «черной стороны нашего века», о суровом и мрачном лиризме. Стихотворение действительно производит мрачное впечатление. Печаль слилась в нем с обличением и негодованием, с горьким осуждением и жалобой, с иронией и тоской. Обнаженная душа выплескивается всеми обуревающими ее чувствами.
Уместно напомнить, что подобная форма «разговора» современниками свойственна в 30-е годы Баратынскому, Белинскому, Герцену, Чаадаеву. Сознание поколения вскрывалось изнутри. Это придавало словам ту истинность, подлинность, какую способен сообщить человек, испытывающий те же чувства, что и его современники.
Мысль о поколении неотделима для поэта от страсти, по трезвое раздумье как бы приглушает ее голос. За твердой и мужественной мыслью бьются и клокочут чувства. Открытое проявление чувств, свойственное другим стихотворениям Лермонтова, сменяется в «Думе» сдержанной сосредоточенностью. Внутри единой и цельной поэтической мысли живет напряженный конфликт между «логикой» и эмоцией, между холодным рационализмом рассудка и страстной взволнованностью, конфликт, о котором сказано в лермонтовских же стихах:
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
Высота нравственного чувства в «Думе» затаена и непосредственно не высказана, тогда как трезвая отрицающая мысль выражена ясно и прямо. На фоне противоречивого единства мысли и чувства отдельное слово выступает в оттенках ведущего значения, которые несут основную смысловую нагрузку. Например, слово «состарится» («В бездействии состарится оно») означает не столько; наступление реальной старости (физической), сколько старости духовной. Точно так же «ровный путь без цели» — не ровная, гладкая дорога, а эмоциональный знак равнодушия, апатии, отсутствия жизненных тревог, взлетов и падений. Слово «случайно» в контексте «Думы» почти лишено прямого смысла. «Случайно» означает здесь («И ненавидим мы, и любим мы случайно…») «общественно не обусловлено». «Случайность», т. е. общественная необязательность, «любви» и «ненависти» символизирует утрату идеалов, жизненных и нравственных критериев.