Вряд ли сумасшествие Германца случайно. Именно в эти годы тема сумасшествия — одна из важнейших » господствующей романтической литературе. Концепция безумия романтиков чужда Пушкину. Два великих произведения, написанных в Болдине, «Медный всадник» и «Пиковая дама», заканчивались сумасшествием героев. Сумасшествие Евгения — неравный спор с деспотической и.частью. Оно высвобождало личность из унижающего ее плена смиренности.
Сумасшествие Германия иного типа, это тяжкая болезнь — потеря рассудка, а не романтическое обретение слободы. Оттого Пушкин четко и категорически определил позицию в этом вопросе: «Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере…» Расстройстве (помешательство), и безрассудство, «дурь», действия, поступки и идеалы, лишенные высокого смысла, человечности. Жизнь Германна, его поступки и исповедуемые им идеалы оцениваются автором с учетом существовавших в ту эпоху данных двух значений слова «безумие». Идеалы Германна, его погоня за призрачной тайной — это безумие-безрассудство, «дурь». Мир, развративший Германна и убивший в нем личность, так же безумен. Оттого здесь эта характеристика безумия — идеологическая.
Всем ходом событий и логикой развития главного характера повести Пушкин устанавливает внутренне обоснованную связь между безумием как категорией идеологической и безумием как категорией патологической.
Следует помнить, что повторяемые Германном в Обуховской больнице три слова (название трех карт) — многозначны. Он бормочет в состоянии бреда то, что маниакально повторял еще не будучи в больнице. Последняя, шестая глава начинается с описания состояния Германна, психическое возбуждение которого достигло крайней степени: «Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же, как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место. Тройка, семерка, туз — скоро заслонили в воображении Германна образ мертвой старухи».
Мысль о своей нравственной вине перед графиней была вытеснена «сказкой трех верных карт». Все мысли его слились в одну — «воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила». Тайна — это три карты, которые, как казалось ему, открыла графиня. Оттого «тройка, семерка, туз — не выходили из его головы и шевелились на его губах. Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спраши^ вали: «который час», он отвечал: «без пяти минут семерка. Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз — преследовали его во сне, принимая все возможные виды…»
Безумно-бредовая идея — скорее реализовать тайну и обогатиться, «вынудить клад у очарованной фортуны» уже становилась манией (болезненным психическим расстройством), которую в начале XIX века обозначали как систематизированный бред. После проигрыша — нервного потрясения — человеческий разум не выдержал натиска безумного мира. Безумие идеологическое стало безумием патологическим. Сидя в больнице, Германн повторяет как будто бы те же три слова — «тройка, семерка, туз». До сумасшествия это было символическим выражением идеи выигрыша и обогащения. Сумасшедший Германн удваивает маниакальную формулу заклинания — к первой группе карт добавляется другая: «Тройка, семерка, дама», которая обозначает символически проигрыш, катастрофу игрока. Теперь неподвижная идея, деспотически вытеснившая все другие мысли из больного сознания, стала иной — идеей неминуемого проигрыша. Три последние карты утверждали фатальную неизбежность поражения после первых удач. Вместо туза обязательно выйдет дама, игрок в решающий момент «обдернется». В бреде сумасшедшего Германия раскрывалась правда безумного мира, где жестоко господствовали деньги. Сумасшествие Германна было предупреждением человечеству.
Из сказанного ясно, что сумасшествие Германна не романтического типа, что у Пушкина оно, будучи реалистически точным, обретало символическое значение. Однако отблеск романтической концепции безумия как освобождения от норм и законов пошлой, ничтожной, жестокой и бесчеловечной жизни современного общества все же заметен на облике сумасшедшего Германна. Ведь ту пору, когда писал Пушкин повесть, популярная тема сумасшествия в литературе создавала особенную атмосферу восприятия «Пиковой дамы» читателями. Может быть, именно ореол романтического сумасшествия и смягчает несколько мрачные краски, которыми нарисован Германн?
И не потому ли (все тот же ореол!) образ Германна, с такой беспощадностью нарисованный Пушкиным, не вызывает у нас ни ненависти, пи ужаса, ни презрения? Не он ли рождается у нас в душе безответное сострадание к несчастному, сидящему в Обуховской больнице и как бы в наказание себе и назидание другим повторяющему название трех карт, созданных его воспаленным воображением и погубивших его: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!»?