Каждый творческий человек стремится понять, что он делает и зачем. Поэты и писатели размышляют о своих целях, возможностях и о месте в обществе и мире. В сознании Пушкина всегда боролись два образа служителей искусства: «витии» и «свободного художника». В разные периоды своей жизни поэт то чувствовал себя пророком, способ- ным влиять на других людей, изменить русское общество, то, отстранясь от толпы, отказываясь от своих социальных задач, предавался «трудам и вдохновенью», результаты которых могли оценить только избранные люди. И только в конце жизни Пушкин обрел.свое место.
В юности, в лицейский период, наибольшее влияние на него оказывали примеры Ломоносова, Державина и Жуковского, и поэтому он считал, что поэзия должна учить и «питать здравый ум». Эта позиция отражена автором в стихотворении «К другу стихотворцу» 1814 года. «Страшися участи бессмысленных певцов», — предостерегает его Пушкин. В этом же стихотворении поэт говорит о тяжелой судьбе служителей лиры. Они обречены на беспокойство и трудности:
…Счастлив, кто, к стихам не чувствуя охоты, Проводит тихий век без горя, без заботы, Своими одами журналы не тягчит И над экспромтами недели не сидит!
…
Спокоен, весел он.
В 1817 году Пушкин покидает стены Лицея и окунается в светскую жизнь. И вскоре он понимает, что суета и развлечения губят творческого человека, и для него идеалом становится поэт, «от суетных оков освобожденный», который на лоне мирной природы вслушивается в «отрадный глас оракулов веков»:
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине, —
так пишет он в стихотворении «Деревня» 1819 года. Но, по мнению Пушкина, даже в уединении, столь нужном поэту, ему нельзя закрывать глаза на проблемы внешнего мира. Видя ужас крепостного рабства, он восклицает:
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
В 1820 году Пушкина отправляют в ссылку на юг за вольнолюбивые и дерзкие стихи, и там в 1823 году поэт узнает о подавлении нескольких восстаний в Восточной Европе и переживает глубокое разочарование:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды:
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
С огорчением осознает Пушкин, что люди сами не жаждут свободы и его «чести клич» никого не разбудил.
И снова предается он грустным мыслям о несоответствии его высоких стремлений потребностям толпы. В стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» 1824 года Пушкин пишет о том, что свободное творчество — блаженство. Ведь тогда поэт, которого не может по достоинству оценить толпа, не делится с ней своим «пламенным восторгом» и «музы сладостных даров» не унижает «постыдным торгом». Но, к сожалению, служитель лиры часто жаждет славы — а «что слава? Шепот ли чтеца? / Гоненье ль низкого невежды? / Иль восхищение глупца?»
В этом стихотворении звучит очень необычная для поэта пушкинского времени мысль: для достижения высокой поэтической свободы служителю лиры нужны средства, чтобы не умереть с голоду. «В сей век железный / Без денег и свободы нет», — резонно замечает книгопродавец. Это, бесспорно, авторская позиция, ведь Пушкин стал первым русским поэтом, получавшим за свои творения гонорары. «Не продается вдохновенье, / Но можно рукопись продать» — так считал он.
В том же году император разрешает Пушкину уехать в его родовое имение в Михайловском, и поэт, уезжая, пишет стихотворение «К морю», в котором, прощаясь со «свободной стихией», говорит о Байроне, ее «певце». После его смерти мир, по мнению Пушкина, опустел и обеднел, лирический герой не видит больше великих и могучих людей, идеала:
…Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба земли повсюду та же:
Где капли блага, там па страже
Уж просвещенье иль тиран, —
так размышляет поэт.
В Михайловском, где Пушкин живет два года, он обретает покой, наслаждается простой помещичьей жизнью и вновь обращается к образу «свободного художника». В стихотворении «19 октября» 1825 года Пушкин, обращаясь к Дельвигу, говорит, что «служенье муз не терпит суеты». «Свой дар как жизнь я тратил без вниманья, / Ты гений свой воспитывал в тиши», — говорит Пушкин, сожалея о бурной, шумной юности. В это же время он пишет знаменитое стихотворение К***(«Я помню чудное мгновенье…»), в котором вдохновенье поэту дарит любовь, оно будит душу, будоражит ее.
В 1825 году произошло восстание декабристов. О трагических событиях на Сенатской площади Пушкин узнает не сразу. Потрясенный, поэт, почти сразу же вызванный новым императором в столицу, посылает сосланным друзьям стихотворение «Во глубине сибирских руд…», пронизанное сочувствием и верой в лучшее. Надежда на лучшее не совсем безосновательна, ведь Пушкина, вольнодумца, вернули наконец в столицу и до его друзей доходит уже его «свободный глас».
Пушкин в этот период верит, что сможет повлиять на Николая J, знакомство и личная беседа с которым воодушевили его. Он снова вспоминает свои давние мечты о возможности влияния на судьбу России, которая его сильно тревожила. Высокий духовный подъем и желание исполнить долг витии, которые испытывал тогда поэт, отразились в стихотворении «Пророк» 1826 года.
Духовной жаждою томим.
В пустыне мрачной я влачился…
такими словами начинается оно. И хотя нет на то прямого указания, мы можем говорить, что именно себя, то есть поэта, видел Пушкин пророком, человеком, наделенным даром слова («жалом мудрыя змеи») и сердцем-углем, которое, страдая и переживая, не теряет самообладания и отказывается от личных интересов. На то, что Пушкин ставит знак тождества между собой и лирическим героем, указывает упоминание о духовной жажде, которой реальный Пушкин мучился в тот период. И задачу пророка он сформулировал так: «…виждь, и внемли, / Исполнись волею моей / Глаголом жги сердца людей», — приравнивая вдохновение божественному гласу.
Но вновь стремления поэта не совпали с желаниями общества. Пушкин готовился к благородной роли, но толпе, и императору в ее числе, нужны были веселые песни юного Пушкина, воспевание достоинств нового царя, а не его критика. Поэт снова окунулся в светскую жизнь, интриги — словом, «прозу» по сравнению с пророческой миссией. Пушкин чувствует собственное духовное падение, и поэтому в стихотворении «Поэт» 1827 года появляются мысли о том, что служитель Аполлона в обыденной жизни может быть меж «детей ничтожных мира» «всех ничтожней». Эта же идея звучит в маленькой трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери». Опытный мастер поражается тем, как может быть гением легкомысленный и беззаботный Моцарт. «Ты … бог, и сам того не знаешь; / Я знаю, я», — говорит Сальери, восторгаясь талантом композитора, на что последний заявляет: «Но божество мое проголодалось». «Ты, Моцарт, недостоин сам себя» — вот вердикт мастера, наделенного талантом, но не божественным даром.
Разочарованный, Пушкин в конце 20-х годов все больше и больше отчаивается исполнить то, к чему он так стремился, и поэт опять отстраняется от общества. В стихотворении «Поэт и толпа» 1828 года он противопоставляет служителя лиры «черни тупой»:
Молчи бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Ты червь земли, не сын небес, — так обращается лирический герой к людям, требующим пользы от его песен. Пушкин говорит, что высокое искусство не оживит толпу, низменную и порочную.
В 1830 году он пишет стихотворение «Поэту», где эти идеи приобретают более четкую и ясную форму. Пушкин призывает служителей искусства не дорожить любовью народа, ведь «восторженных похвал пройдет минутный шум». Он говорит о необходимости внутренней свободы и независимости для поэта. Творческий человек сам себе судья, сам наградит себя :
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит…
В 1830 году Пушкин женится, и, возможно, именно этот серьезный шаг меняет самого поэта: он все больше размышляет над проблемами в жизни каждого человека, в том числе религиозными, ощущает общее успокоение. В 1833 году Пушкин пишет стихотворение «Осень», где рассказывает о своем любимом времени года и о том, как идет сам процесс творчества. В осенний вечер он, сладко усыпленный своим воображеньем, забывает мир. Так описывает Пушкин состояние вдохновения:
. И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне.
Излиться наконец свободным проявленьем.
…
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Он сравнивает талант и желание писать поэта с кораблем: «Плывет. Куда ж нам плыть?» — говорит Пушкин, намекая, что сам далеко не всегда знает, куда приведет его вдохновенье.
Он очень ценил свободу творчества и об этом писал в стихотворении «(Из Пиндемонти)» 1836 года. Смирившийся с внешними законами, Пушкин находил счастье в том, чтобы «по прихоти своей скитаться здесь и там,/ Дивясь божественным природы красотам, / И пред созданьями искусств и вдохновенья / Трепеща радостно в восторгах умиленья».
В последние годы своей жизни поэт, предчувствуя близкий конец, стремится обрести какой-то внутренний стержень и обращается поэтому к религии. Его размышления на тему православных добродетелей отразились в стихотворении «Отцы-пустынники и жены непорочны…». Пушкин просит Бога не дать ему впасть в грех празднословия и осуждения. «И дух смирения, терпения, любви / И целомудрия мне в сердце оживи», — об этом молит поэт на закате своих дней.
В этом же 1836 году Пушкин пишет стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». В нем он подводит итог своей поэтической деятельности, осознает, как много сделал он важного и ценного именно для той толпы, от которой бежал:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный
К нему не зарастет народная тропа,
…
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Поэт обращается к музе и просит ее быть независимой и послушной смиренно веленью Бога.
И Пушкин, действительно, не ошибся. Значение его творчества для нас сейчас велико. Пушкин не только создал множество замечательных произведений, но и фактически заложил основу всей будущей русской литературы.
