Тема родины звучит уже в самых ранних стихотворениях Лермонтова (созданных в 1829 году пятнадцатилетним авто¬ром) — «Русской мелодии», «Жалобе турка», «Монологе». В «Жалобе турка» юный автор, прибегнув к иносказанию, гово¬рит о «диком крае», в котором «стонет человек от рабства и це¬пей», и восклицает: «Друг! этот край… моя отчизна!» В стихо¬творении «Монолог», созданном в том же году, он говорит, уже не прибегая к условному восточному колориту:
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует…
Настроения скепсиса и пессимизма, свойственные многим произведениям поэта, присущи и era стихотворениям на тему родины. Лермонтов остро ощущал пропасть, отделяющую его эпоху от исторического периода до 1825 года. Ушедшее время воспринималось как время военных триумфов России, как пора политической активности либерально мыслящей части дворян¬ства. В своем творчестве поэт упрекает современников в пассив¬ности, утрате идеалов, безволии. Страна после 1825 года измени¬лась, и отношение Лермонтова к этой новой — николаевской — России оставалось скептическим до конца его жизни. Спустя две¬надцать лет после создания «Монолога» он напишет с той же интонацией горечи и презрения:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Однако тема России в творчестве поэта не исчерпывается произведениями, рожденными ненавистью к николаевскому режиму. В «Песне про купца Калашникова», в ряде лирических произведений Лермонтов предстает как русский поэт-патриот, который говорит о своей «русской душе» («Нет, я не Байрон, я другой…»), гордится воинской славой России, доблестью ее про¬стых сынов («Бородино»), воспевает красоту и величие родной природы («Когда волнуется желтеющая нива…»).
Стихотворение «Родина», созданное Лермонтовым в 1841 го¬ду, незадолго до смерти поэта, представляет собой своего рода попытку объяснить современникам, какова природа его патрио¬тического чувства, в чем отличие истинной любви к отчизне от «официального» патриотизма. В «Родине» поэт развивает тради¬ции пушкинского реалистического письма. Вместе с тем тема родины получает в этом произведении глубоко оригинальную трактовку. Стихотворение отмечено характерным для поэта пси¬хологизмом, стремлением к самоанализу. Автор называет любовь к отчизне «странною», рожденною «отрадными мечтаньями», а не рассудком. С одной стороны, Лермонтов чтит величие россий¬ской истории, он говорит о ее славе, «купленной кровью», о за¬ветных преданиях «темной старины». Но первоначальное чувство сыновней любви к родине возникает безотчетно («…люблю — за что, не знаю сам»), рождается в глубине сердца. «Странная» лю¬бовь к родине — это чувство, непосредственно переживаемое, ос¬нованное на «генетической памяти» (на «памяти сердца», по вы¬ражению Батюшкова). В начале второй строфы автор создает величественный образ русской природы, передает могучие мас¬штабы России:
…Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям…
«Холодное молчанье» степей выражает бескрайность, без- людность пространств. Затерянные в лесах и степях русские деревни не случайно потому названы «печальными». Образ ве¬ликой державы сливается с образом крестьянской Руси («дро¬жащие огни печальных деревень», «дымок спаленной жнивы»). Третья строфа «соткана» из неповторимых деталей средне¬русского пейзажа («чета белеющих берез», «желтая нива», «ве¬чер росистый») и крестьянской жизни («ночующий обоз», «изба, покрытая соломой», «с резными ставнями окно», «пляски с то¬паньем и свистом»). Первоначальное чувство («…люблю — за что, не знаю сам») конкретизируется. «Отрада, многим незна¬комая», вызвана впечатлениями от жизни простых крестьян, их повседневного труда, простонародных русских праздников.
Добролюбов писал впоследствии об этом стихотворении, что Лермонтов «понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно», а для Льва Толстого «Родина» была одним из самых дорогих и духовно близких произведений.
В «Родине» словно продолжены мысли и наблюдения Пуш¬кина, набросанные в «Путешествии Онегина»: «Теперь мила мне балалайка да пьяный топот трепака…» Однако Лермонтову уда¬лось выразить более тесную, душевную связь с народной жиз¬нью, возможно потому, что она была единственной опорой в со¬знании одинокого изгнанника и скитальца.
«Родина» оспорила и смягчила бескомпромиссность оценок, прозвучавших в «Думе»: любовь к Отчизне, непобедимая рас¬судком, скепсисом исторического знания (отклик на знамени¬тое «Философическое письмо» Чаадаева), предполагает и лю¬бовь к соотечественникам, и прощение их «ошибок».
