В его стихах, неизменно совершенных стилистически, часто проявляется стремление постигнуть пространство и время. Тема Родины также занимает важное место в его творчестве. Так, сборник 1850 года открывает стихотворение «Я русский», в котором описывается суровая, но прекрасная природа Севера: Я русский, я люблю молчанье дали мразной, Под пологом снегов как смерть однообразной, Леса под шапками иль в инее седом Да речку звонкую под темно-синим льдом. Любопытно стихотворение «Шепот, робкое дыханье…». В нем совершенно нет глаголов, оно написано только назывными предложениями, но рисует полноценную картину: Шепот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и полыханье Сонного ручья. Стихи о природе, о России у Фета достигают особой утонченности, они изящны и музыкальны. Изящно-музыкальны. Зреет рожь над жаркой нивой, И от нивы и до нивы Гонит ветер прихотливый Золотые переливы. Поэт буквально чувствует, какие фонетические, ритмические приемы надо использовать в той или иной теме. Сад весь в цвету, Вечер в огне, Так освежительно радостно мне! Вот и стою, Вот и иду. Словно таинственной речи я жду. Синтаксические параллелизмы, чередование длинно строк — форма служит содержанию безукоризненно. Несколькими строчками Фет способен создать многоплановую картину с переходом в непостижимое будущее. Няня добрая гадает, Грустно голову склоня, Свечка тихо догорает. Сердце бьется у меня… Стихи Фета часто использовали композиторы. Странно, если бы было иначе — его поэзия пронизана насквозь музыкальными стержнями. Стоит поэту захотеть, и в них звучит соответственная мелодия: шелест ветвей и журчание ручья, ночное озеро, отражающее
луну, пушистая верба, полет птиц… Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо? С криком летят через док к теплым полям журавли, Желтые листья шумят, в березняке свищет силища, Ты говоришь, что опять теплой дождемся весны… Фет считал, что назначение поэта — «воплотить невоплощенное». Он понимал, что поэт видит то, что обычному человеку недоступно, видит так, как обычный человек без подсказки не может. Там, где первый видит траву, поэт созерцает бриллианты. Только поэт способен овеществить словами весну, осень, ветер, закат, надежду, веру, любовь. Или увидеть душу в скрипке… Я жду… соловьиное эхо Несется с блестящей реки, Трава при луне в бриллиантах, На тмине горят светляки… …Уж верба вся пушистая Раскинулась кругом; Опять весна душистая Повеяла крылом… …Вдали огонек одинокий Трепещет под сумраком липок; Исполнена тайны жестокой Душа замирающих скрипок… Как ни странно, но большинство людей знают романсы на слова Афанасия Фета, но не знают автора слов. Напойте: «На заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит…» — и любой продолжит: «…Утро дышит у ней на груди, ярко пышет на ямках ланит». Совершенно не обязательно, чтобы все восхищались образом утра, дышащего на груди у девушки. Вовсе не требуется, чтобы все знали, для чего поэт употребил анафору «на заре». И возможно, не так уж важно то, что, зная стихи Фета, не все знают, что они именно Фета. «Двойное бытие» всегда смущало поэта, но мечтал он о возможности «усилить бой бестрепетных сердец». И это ему удалось. Дать жизни вздох. Дать сладость тайным мукам, Чужое вмиг почувствовать своим. Шепнуть о том, пред чем язык немеет, Усилить бой бестрепетных сердец Вот чем певец лишь избранный владеет, Вот в чем его и признак и венец!
