В 1820 гг. баллада стала своеобразной ареной творческих и публицистических поединков в понимании национального начала. Ее расцвет связан с поэтом-романтиком В. А. Жуковским. Художественная система романтизма противопоставила предшествующему рационалистическому объяснению человека и мира логику чувства, которое ведет героев своими путями, не считаясь с доводами рассудка. Романтики обратились к подсознательному, к тайне, в их художественном мире значительное место заняла категория чудесного.
В творчестве Жуковского выделяются разные типы баллад: античные, средневековые, русские («Людмила», «Светлана»). В последних Жуковский искал сближения с национально-русским миром. Он использовал условный колорит истории, бытовые крестьянские обряды с их поэзией, стилевые черты фольклора (ждет-пождет, широкий двор, ворота тесдвы, повода шелковы, кони борзые и пр.). В творческую полемику с Жуковским вступил П. А. Катенин (баллада «Ольга»). Усвоив основные тенденции «русских баллад» Жуковского, Катенин противопоставил их эстетизированному стилю свою ориентацию на простонародно-грубоватую естественность слога. За этим внешним признаком скрывались более глубокие принципиальные расхождения: в противоположность романтическому субъективизму Жуковского Катенин выразил тенденцию объективного изображения. Разгорелась полемика, за которой с глубоким интересом следил Пушкин. Позже он подчеркивал, что Катенин отучил его от «односторонности в литературных мнениях».
Национальный колорит «русских баллад» предшественников не удовлетворял Пушкина (известно его шутливое замечание, что «немку Ленору» Жуковский превратил в «шотландку Людмилу», а Катенин — в «чувашку Ольгу»), но Пушкин усвоил их опыт. В балладах Жуковского и Катенина национальность представлена в еще нерасчлененных, синкретических формах как зачатки разных тенденций, растворенные в общем потоке романтического повествования. Пушкин чутко уловил все эти тенденции и дал каждой из них самостоятельное развитие.
Прежде всего он обратился к историзму (что было актуально и по отношению к «думам» Рылеева) в 1822 г создал «Песнь о Вещем Олеге». Пушкин использовал в ней историческое предание о князе Олеге, умершем по предсказанию волхва. Поэт нарисовал мир славянской древности и построил романтическую концепцию зависимости личной судьбы человека от внеличностных закономерностей бытия. Но необходимые в балладе чудо и тайна у него объективировались, выступили только «как историческая характерность и психологическое объяснение». Это позволяет связать «Песнь о Вещем Олеге» с катенинскими традициями.
В дальнейшем эти тенденции заметно усилились, что объясняется развитием в творчестве Пушкина реализма. Томашевский подчеркивал, что в пору создания «Жениха» (1825) Пушкин уже «решительно склонялся к Катенину, а не к Жуковскому».
Жуковский, а вслед за ним и Катенин соединили фантастическую основу баллады с чудесным элементом волшебной сказки: ночная скачка коня содержит «отредактированную» формулу сказочного бега Сивки-Бурки:
Пышет конь, земля дрожит;
Брызжут искры от копыт (Жуковский)
и
Конь бежит, земля дрожит,
Искры бьют из-под копыт (Катенин).
Жуковский безошибочно ощущал иную специфику балладной модальности: содержание баллады включается в исторически реальное пространство и время и не допускает той метафорической замкнутости сюжета, которая свойственна сказке. Баллада должна «взаправду» овладеть чувствами читателя, внушить ему страх, ужас — она исключает преднамеренную условность, необходимую в сказке. Вследствие этого Жуковский не смог «скрестить» литературную балладу с народной волшебной сказкой, обладающей принципиально иным соотношением с реальностью. В его баллады вошли новеллистическая сказка и фантастика не сказочного плана.