В 1838 году в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду» была впервые напечатана поэма М. Ю. Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». «Здесь, — пишет В. Г. Белинский, — поэт от настоящего мира неудовлетворяющей его русской жизни перенёсся в историческое прошедшее, послушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, обвеялся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и размет его чувства…» В поэме теснейшим образом переплелись историческое и фольклорное начала. Чтобы лучше показать колорит эпохи, Лермонтов прибегает к стилизации своего произведения под народную песню. Таким образом, автор дистанцирует себя от происходящего, передавая право повествования гуслярам.
«Песня про… купца Калашникова» построена по всем композиционным правилам народной песни. Начинается она с зачина:
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Про тебя нашу песню сложили мы,
Про твово любимого опричника,
Да про смелого купца, про Калашникова…
Интересно заметить, что в этих строках, как и в названии поэмы, герои перечисляются соответственно социальной иерархии, а не роли в сюжете, что само по себе является характерной чертой древнего фольклора.
Основную часть поэмы составляет изложение гуслярами событий старины. Волшебный мир прошлого захватывает читателя, уносит его в далёкий XVI век. Но, как писал Белинский, после каждой главы «поэт опускает занавес» и даёт понять читателю, что всё это — лишь рассказ песенников. В качестве занавеса выступает весёлый припев гусляров, появляющийся на стыке глав:
Ай, ребята, пойте — только гусли стройте!
Ай, ребята, пейте — дело разумейте!
Уж потешьте вы доброго боярина
И боярыню его белолицую!
Свою поэтическую песню Лермонтов, по старинному русскому обычаю, заключает музыкальным финалом:
Красно начинали — красно и кончайте,
Каждому правдою и честью воздайте.
Тороватому боярину слава!
И красавице боярыне слава!
И всему народу христианскому слава!
Форма исторической народной песни обусловила систему изобразительно-выразительных средств поэмы. Её ритмико-мелодический строй близок к речевой организации песенного лада. Народный тонический стих напоминает читателям былины, исполнявшиеся под «гуслярный звон».
Язык «Песни про… купца Калашникова» также стилизован под народную речь. Вся ткань поэмы пронизана архаизмами. Лермонтов активно использует устаревшие формы деепричастий, оканчивающиеся на -учи, -ючи («играючи», «разгоняючи», «смеючись»), отражая тем самым речевую норму XVI века. Народность поэме придают и многочисленные просторечия, которые исходят из уст всех героев, включая самого царя («поцадуемтесь», «мово верного слугу», «честнова отца»).
Из фольклорных традиций заимствует автор двойные слова, обе части которых грамматически равнозначны, но незначительно различаются по смыслу («снегом-инеем», «роду-племени», «гудит-воет колокол»). Также Лермонтов прибегает к традиционным обращениям, укоренившимся в русском языке с давних пор («Государь ты мой, красно солнышко…», «Гей ты, верный наш слуга…», «Я скажу вам, братцы любезные…», «А поведай нам, добрый молодец…»). «Песня про… купца Калашникова» изобилует словами с уменьшительными суффиксами («солнышко», «головушка», «седельце», «перстенек», «свадебка»). Автор пользуется излюбленными красками песен и былин: «заря алая», «горы синие», «брови чёрные», «грудь белая».
Поэтична речь героев. В разговоре с Кирибеевичем царь говорит:
Когда всходит месяц — звёзды радуются,
Что светлей им гулять по поднебесью;
А которая в тучку прячется,
Та стремглав на землю падает…
В этих строках иносказательно передаётся обстановка на царском пиру. Месяц символизирует самого Ивана Васильевича, звёзды — его окружение. Если царь веселится, то и приближённые его должны веселиться, в противном случае не избежать им царской немилости. «Царь расспрашивает о причине печали, — пишет Белинский, — и его вопросы — перлы народной нашей поэзии, полнейшее выражение духа и форм русской жизни того времени. Таков же и ответ, или, лучше сказать, ответы опричника, потому что, по духу русской национальной поэзии, он отвечает почти стихом на стих».
Для создания ярких картин и образов Лермонтов пользуется художественными средствами народной поэзии. Автор апеллирует к образам, за многие века созданные в человеческом сознании, используя многочисленные постоянные эпитеты («удалой боец», «добрый молодец», «красна девица», «солнце красное», «дума крепкая») и постоянные сравнения («Ходит плавно — будто лебедушка», «Смотрит сладко— как голубушка», «Молвит слово — соловей поет»). Большей образности служат также гиперболы («Вот об землю царь стукнул палкою, // И дубовый пол на полчетверти // Он железным пробил око-нечником…») и приёмы отрицательного параллелизма («Не сияет на небе солнце красное, // Не любуются им тучки синие. // То за трапезой сидит во златом венце, // Сидит грозный царь Иван Васильевич…»).
Созданию картин природы помогает применение приёма олицетворения («Набегают тучки на небо, — // Гонит их метелица распеваючи», «По тесовым кровелькам играючи, // Тучки серые разгоняючи, // Заря алая подымается; // Разметала кудри золотистые, // Умывается снегами рассыпчатыми, // Как красавица, глядя в зеркальце, // В небо чистое смотрит, улыбается…»). Это позволяет автору проводить параллели между явлениями природы и тем, что происходит между людьми. Так, например, тучи, набегающие на небо в начале второй главы, предвещают Калашникову что-то недоброе. Перенимая народную традицию, Лермонтов сравнивает взгляд царя со взглядом ястреба, Кирибеевича — с голубем сизокрылым, Алену Дмитриевну — с лебедушкой, а Калашникова — с соколом.
Синтаксис поэмы Лермонтова также стилизует её под народную песню. Словесные повторы, переходящие из строки в строку, добавляют в «Песню про… купца Калашникова» особую мелодичность:
Повалился он на холодный снег,
На холодный снег, будто сосенка,
Будто сосенка, во сыром бору…
Используются приёмы синтаксического параллелизма («Опускаются руки сильные, // Помрачаются очи бойкие…»), анафоры («Не позорил я чужой жены, // Не разбойничал ночью тёмную, // Не таился от свету небесного…»), инверсии (характерна позиция прилагательного после определяемого слова: «бойцы московские», «диво дивное», «замок немецкий»).
Большое внимание в своей поэме Лермонтов уделяет числовой символике, характерной для фольклора. Так, чаще всего, упоминается цифра «3»: «три дни и три ночи» угощали гусляров боярин с боярыней, три действия выполняет царь, прежде чем его недовольство заметит Ки-рибеевич («Вот нахмурил царь брови чёрные // И навел на него очи зоркие…» (1), «Вот об землю царь стукнул палкою…» (2), «Вот промолвил царь слово грозное….» (3)), «трижды громкий клич проклинали», прежде чем решился кто-нибудь на бой с молодым опричником, три поклона совершает Калашников («царю грозному», «белому Кремлю да святым церквам» и «всему народу русскому»), наконец, схоронили удалого купца «промеж трёх дорог».
Вся поэма Лермонтова пронизана традиционными мотивами народной поэзии. Главные из них — мотив пира и мотив поединка, без которых картина истории, с величайшей точностью воссозданная автором, была бы неполной.
Несомненное влияние на лермонтовскую «Песню…» оказала историческая песня — баллада «Мастрюк Темрю-кович», напечатанная в фольклорном сборнике «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым». Может быть, именно благодаря этой балладе в поэме Лермонтова образ царя, помимо отрицательных качеств (жестокость, беспощадность), обладает и положительными (доброта к Кирибеевичу, милость к семье Калашникова).
Все герои поэмы будто вышли из народных песен и сказок: Кирибеевич — злодей, посягающий на честь Алены Дмитриевны, сама Алена Дмитриевна — сказочная красавица, Калашников — русский богатырь, выступающий в защиту чести своей жены.
Традиционные эпитеты, сравнения, многочисленные случаи синтаксических повторов и параллелизмов, инверсии, обстоятельные речи героев — эти и другие особенности поэтики «Песни про… купца Калашникова» воспроизводят черты древней словесности. «…Наш поэт вошёл в царство народности как её полный властелин и, проникшись её духом, слившись с нею, он показал только своё родство с нею, а не тождество», — писал Белинский. Действительно, введение в поэму элементов народной поэзии ничуть не помешало ей стать ярко индивидуальным художественным произведением, а лишь подчеркнуло своеобразие и богатство авторской поэзии.