Одну из самых трагических книг о революции создал крупнейший поэт «серебряного века» Борис Леонидович Пастернак. Его многострадальный роман «Доктор Живаго» принес автору не только лавры Нобелевского лауреата, но и проклятия властей, надолго запретивших роман и устроивших гонения на автора. «Доктор Живаго» — это повествование о драме интеплигента, который революцию не понял и не принял.
В центре романа Юрий Андреевич Живаго — отпрыск некогда богатой буржуазной семьи — сын миллионера, покончившего с собой. Мать умерпа рано, и воспитанием мапьчика занимался дядя, человек «свободный, лишенный предубеждений против чего бы то ни было непривычного… У него было дворянское чувство равенства со всеми живущими». Потребностью души юного Юрия Живаго было заниматься искусством. «Это напопняпо его впечатпениями, чувствами, мыслями» и делало духовно богатым человеком. Он был чрезвычайно впечатлительным человеком, «новизна восприятия мира не поддавалась описанию». Вот Живаго-юно- ша в самом начале своего пути: «В Юриной душе все было сдвинуто — взгляды, навыки и предрасположение». Перед выбором жизненного поприща Юрий не затруднялся. «Он считал, что искусство не годится в призвание в том же смысле, как не может быть профессией прирожденная веселость или склонность к меланхолии».
Юрий получает медицинское образование в Московском университете и, как врач, оказывается на фронте первой мировой войны. К этому времени он уже женат на дочери профессора, внучке фабриканта, и имеет сына. Война прервана мирную жизнь, отобрана любимую работу, вторгнась в спож- ную душевную организацию доктора Живаго. Любимые занятия философией и поэзией были прекращены жестокой действительностью — войной, которая явилась преддверием событий еще более кровавых, страшных, переломных. Героиня романа Лариса считает, что «война была виною всего, всех последующих, доныне настигающих наше поколение несчастий».
В революционные годы Юрий Живаго оказался в плену у сибирских партизан. Будучи среди людей, защищавших революцию, Юрий Андреевич поневопе сражался против колчаковцев, «близких ему по духу». «Но, о ужас, как ни остерегался доктор как бы не попасть в кого-нибудь… двух он за- деп и ранил, а третьему несчастливцу, свалившемуся недалеко от дерева, это стоило жизни». Живаго поражался жестокости других, а сам проявип еще худшую жестокость. Те знали, за что и почему убивают друг друга, а он — по нечаянности, боясь выдать свои истинные симпатии. Как врач Живаго понимап, что душу нельзя принуждать безнаказанно, за все будет расппата. Непреклонный в делах чести и совести, напуганный фальшью громких лозунгов и высоких целей, Пастернак воспел «беспринципность» сердца, которое велико тем, что делает малое, но с совестью. Автора не интересуют социальные схватки, борьба за убеждение или уничтожение революционных идеалов. Через главного героя романа Пастернак передает свои размышления, сомнения о тяжелой и кровавой полосе истории нашей страны. Вдоволь понаблюдав в партизанском лагере «умерщвление человеческой души», Юрий Андреевич в своем споре с Ливерием Аверкиевичем заявляет: «Во-первых, идеи общего совершенствования так, как они стали пониматься с октября, меня не воспламеняют. Во-вторых, это все еще далеко от осуществления, а за одни еще толки об этом заплачено такими морями крови, что, пожалуй, цель не оправдывает средства. В-третьих, и это главное, когда я слышу о переделке жизни, я теряю власть над собой и впадаю в отчаяние».
Юрий Андреевич не случайно этими словами выразил отповедь социальным творцам на всех уровнях коммунистического эксперимента и высказал это Ливерию — энтузиасту насильственных преобразований общества, для которого «интересны революции и существование солнечной системы… одно и то же». Юрий Андреевич совсем не борец, он человек добрый, отзывчивый, готовый к самопожертвованию, но пассивный. Его незаметное, «страдательное» положение подлинно творческой личности на фоне «кровавого зарева времени» вызывает сострадание. Живаго — доктор, хотя мы и не видим его врачебной деятельности. Вероятно, врач не профессия и не поприще. Герой Пастернака, подобно евангельскому Иисусу, — врач духовный. Вспоминается крылатое евангельское изречение: «Врачу, исцелися сам». Если мысленно соединить в единое все «душеспасительные беседы» Юрия Андреевича с внутренними мысленными монологами, стихами, то все это можно считать трудным путем прозрения и собственного покаяния. Исцеляя себя, герой романа, сам того подчас не сознавая, врачует и окружающих.
Уже несколько лет было прожито после гражданской войны, а Живаго никак не мог приспособиться к новым условиям, которые прекрасно подошли, например, его бывшему дворнику. Он не мог служить, потому что от него требовали не свежих мыслей и инициативы, а лишь «словесный гарнир к возвеличиванию революции и власть предержащих». Он пишет:
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.
Казалось бы, последние годы Юрия Андреевича, потерявшего любимую женщину, семью, похожи на трагическое угасание, нравственную прострацию. Однако светлая память о нем близких и друзей, растрепанные листы записей Юрия Андреевича, тетрадь его стихов, завершающая роман, свидетельствуют о неповторимости вклада этой личности в жизнь и судьбы других людей. О неистребимости той культуры, тех нравственных ценностей, тех вечных истин, которые он носил в себе и проповедовал среди близких и далеких людей. Существование доктора Живаго, при всей несомненности его трагического крушения, не было бессмысленным и бесполезным. Об этом говорят стихи доктора, помещенные в заключение романа. В поэтических строчках соединяется радость бытия с христианской совестливостью, готовностью к жертве, отступлению в безвестность:
Со мною люди без имен,
Деревья, дети, домоседы,
Я ими всеми побежден,
И только в том моя победа.
Стихами, завершающими роман, Пастернак утверждал идею непрерывности жизни, неуничто- жимости культуры, беспредельности духа человеческого, несмотря на «бури социальной жизни».
