Великий советский поэт Владимир Владимирович Маяковский был, можно сказать, ровесником 20-го века. В разгар Первой мировой войны, когда поэт был еще мальчишкой, в сознании людей всего мира рухнул миф о справедливом устройстве общества на разумных началах естественной науки и всесильной техники. В брожении умов созревала идея социального переустройства мира на новых началах — социалистических и коммунистических. Для этого нужно превратить мировую войну в мировую революцию, разрушить все и начать писать историю с чистого листа. Позднее Маяковский называл себя бойцом революции, даже отдавал «Приказ № 2 армии искусств»:
Парадом развернув моих страниц войска,
Я прохожу по строчечному фронту.
Получается, война — всегда, война — «…везде, до дней последних донца». Война не всех против всех, а война со злом. Потому что:
Мы все на земле солдаты одной
Жизнь созидающей рати.
Поэтому поэзия Маяковского того времени похожа на милитаристский призыв. Она наполнена бунтом против всего мироустройства, которое порождает войны.
С особой злостью Маяковский обличает социальные контрасты современной ему урбанистической цивилизации. Камня на камне не оставляет поэт от традиционных взглядов на прекрасное и поэзию. Бунтует против отживших представлений о вселенной.
В помыслах о рае, аде и Боге даже грешит богохульством: революционеры «арканом в небе поймали бога», то есть «голгофника оплеванного». Художник рисовал дореволюционную действительность как апокалипсис, но настоящий конец света был еще впереди.
Нарочито грубо звучит форсированная до крика исповедь поэта, воспринимающего действительность как «откровения последнего дня». Все ранние произведения: трагедия «Владимир Маяковский», поэмы «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек» — исповедь кликуши-юродивого, которого призвали на этот «страшный суд».
Стихи Маяковского дореволюционной эпохи предназначались почти только для воспроизведения в устной форме. Поэт заложил традицию, которую через полвека, в 60-х годах, подхватят во всем мире — читать стихи перед молодежной аудиторией с эстрады, на вечерах, диспутах, на сборищах под открытым небом, «для голоса». Выкрикивать в толпу, эпатировать слух проще и легче короткой рубленой строкой, хлесткой фразой, похожей на лозунг. Новые ритмы, «рваный» синтаксис, «разговорность» и «амикошонство» слились в новом «футуризме», поэзии будущего.
Пример подал сам будущий великий поэт. Он в стихотворной трагедии «Владимир Маяковский» выступил режиссером и исполнителем главной роли — поэта, душевно страдающего в отвратительном современном городе, изуродовавшем, растлившем своих жителей, которые хоть и избирают поэта своим князем, но не умеют признать и оценить приносимую им жертву.
Сочетание высокого роста («здоровенный, с шагом сажень- им») и зычного голоса Маяковского создавало неповторимый индивидуальный образ поэта-борца, площадного митингового оратора, защитника «безъязыкой улицы» в «адище города», слова которого не могут быть красивы, потому что они — «судороги, слипшиеся комом».
Таким он навсегда остался в нашей памяти — поэт-монумент, поэт-маяк. И сколько бы лет ни прошло, сколько бы властей ни сменилось, не изменится только любовь читателей. А если изменится — то только в лучшую сторону.
