Петр Яковлевич Чаадаев (1794 — 1856) был человеком оригинального ума и блестящего образования. Пушкин познакомился с ним еще лицеистом в Царском Селе. Чаадаев, офицер, участвовавший в Бородинском сражении и заграничных походах, «заставил его мыслить» (Я.И. Сабуров). Пушкин сознавал глубину натуры Чаадаева, недюжинный его ум:
Он вышней волею Небес
Рожден в оковах службы царской;
Он в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес,
А здесь он — офицер гусарской.
В «пророческих спорах» Чаадаев при всей любви к свободе. Ныл скептичен. В 30-е годы, резко критикуя жизнь николаевской России в «Философических письмах», он усомнится в великом будущем родины, и Пушкин оспорит его взгляд. Но привязанность к Чаадаеву была горячей. «Никогда я тебя не забуду, — пишет Пушкин на юге в дневнике. — Твоя дружба заменила мне счастье. Одного тебя может любить холодная душа моя». Скептический ум Чаадаева лишь усиливает пылкость Пушкина. И в послании 1818 г. Н.П. Огарев в предисловии к сборнику «Русская потаенная литература» (Лондон, 1861) впервые заметил, что в послании «К Чаадаеву», где так звучно сказалась юная вера в будущую свободу, «Пушкин говорит о необходимости гражданской Нравственной чистоты». Действительно, сюжет стихотворения Развивает мысль о гражданском взрослении человека. «Любовь, надежда, тихая слава», одушевлявшие юношу и носившие характер личностных, частных чувств, уступают место Порывам свободолюбия, не менее пылким, чем прежние чувства, но более широким, обращенным не к собственной жизни, а к нуждам Отчизны. Это взросление человека, расширение его духовного горизонта оценивается Пушкиным как пробуждение («исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман»). Такое пробуждение, обращение человека от частного к общему для Пушкина — естественный шаг взросления и необходимое условие прихода «вольности святой». «Россия вспрянет ото сна», когда проснется каждый ичкренне ее любящий гражданин.
